Гитл и камень Андромеды - [129]

— Почему ты сказал своим родителям, что это я уговорила тебя баллотироваться в мэры? — спросила я у Шуки, когда первый дым этой неожиданно радостной баталии развеялся. — Почему?

— А что еще я мог им сказать? Ты еще не знаешь нашу семейку, а когда узнаешь, можешь и пожалеть, что так легкомысленно в нее вступила. Моя мамаша дает фору старой миссис Кеннеди. Мы — клан. И каждый член клана обязан быть победителем. Меня спасает воинская награда, я — солдат Израиля. И я мог себе позволить оставаться на семейной доске пешкой. А теперь они все примутся двигать меня в нужном направлении. А я прикроюсь тобой. Гони их всех к чертовой матери вместе с их советами, наказами и претензиями!

И знаешь, это хорошо, что за тобой стоит Паньоль. Они уже было обрадовались, что им попалась Золушка. Моя мамаша мечтала управлять всеми нашими делами без помех. А когда позвонил Паньоль, мой папаша наделал в штаны. Месье Паньоль, сам знаменитый месье Паньоль! Приедут его друзья! — запищал Шука голосом Деборы Глазер. — Конечно, свадьба должна быть еврейская, но еду придется заказать из «Кинг Дэйвида». Готовят не очень вкусно, но там селятся президенты. И вообще, хорошо ли устраивать свадьбу в Герцлии? Нет, нет, ее необходимо перенести в Иерусалим. Нет, нет, — загудел он тут же голосом профессора Глазера, — Иерусалим — спорное место. Свадьбу необходимо сыграть в нейтральном городе Тель-Авиве! В самом шикарном ресторане Тель-Авива!

— А ты что?

— А я — что?! Пусть устраивают эту показуху где хотят. Мне-то она вообще ни к чему.

— Где бы ты хотел, чтобы мы поженились?

— В Греции. Или в Швеции. Можно на Филиппинах. Какая разница? Там, где тихо, спокойно и нет ни одного знакомого. Пригласить двух свидетелей прямо с улицы, двух прохожих, и все! А ты бы как хотела?

— Также.

— Тогда мы с тобой переженимся. Поедем куда-нибудь и переженимся.

— Но мы уже будем женаты.

— Ну и что? Гаси свет и спи. А я пойду к передатчику, послушаю, как шумит мир. И знаешь что: весь этот балаган мне даже нравится.

14. Горький мед

Готовиться к свадьбе нужно на трезвую голову, и я об этом не забывала. Но душа болела. Болела за Гитл, которую вежливо и аккуратно отстранили от участия в событии, ради которого она жила все последние годы и претерпевала страшные муки. Болела она и из-за Деборы, матери Шуки, не понимавшей, чем рискует, отодвигая Гитл в тень. Как объяснить будущей свекрови, атеистке с легким религиозным уклоном, что рука, отодвигающая Гитл, имеет свойство попадать в гипс, а нога, пытающаяся поставить ей подножку, может, упаси бог, опухнуть и нагноиться.

Странные вести текли и из Парижа. Паньоль ни с того ни с сего занялся Ежи Беринским, нашел несколько тетрадок его стихов и издал отдельной книжкой. Книжка стала гвоздем сезона наряду с антологией современной лесбийской лирики. Визенталь, Кларсфельды и, разумеется, Паньоль замелькали на всех телеэкранах Европы. Рассказ о судьбе сиротки Ляли, ныне проживающей в Израиле, был напечатан в «Фигаро», растиражирован в других газетах, а также прозвучал по радио и телевидению.

Сиротка Ляля поначалу отказывалась участвовать в этом представлении, но потом вспомнила встречу с инженером Шимоном Беринским и решила, что этот ее дядюшка должен получить по заслугам. Французский у меня вполне приличный. Имени инженера Беринского я в интервью не назвала. Говорила о предательстве и о том, что в то страшное время брат не жалел брата.

Между тем профессор Глазер, его жена, сыновья и дочь подняли на щит Шуку. Американская диаспора наконец узнала своего героя. И нас с Шукой пригласили в Вашингтон. Но не только там, а по всем США — от Бостона до Аризоны — евреи захотели посмотреть на дочь Беринского и на героя Израиля американского происхождения. Так Америка устроила нам с Шукой большое деловое свадебное путешествие. Мы тихонько чертыхались, зато профессор Глазер потирал руки.

Но, поскольку стихи Беринского были написаны по-польски, поляки выпустили свое издание его стихов в скромном, но впечатляющем переплете. После чего кому-то в Жечи Посполитой пришла в голову мысль о том, что свадебное путешествие знаменитой пары должно начаться в Освенциме! Противопоставить этому вызову можно было разве что свадебный полет на Луну в американской межконтинентальной ракете. И Глезеры спасовали. К счастью, Компартия Польши заколебалась, и нас оставили в покое. Хуже было то, что поднятая вокруг нас шумиха спутала карты и в израильской политике. Шуку стали двигать в кнессет.

— Гитл, — попросила я, — нельзя ли спустить паруса?

Гитл поглядела на меня с неискренним недоумением, но по лукавому блеску на донышке ее глаз можно было понять, что моя ведунья — не последнее лицо на командном пункте мероприятия.

Я решила хотя бы навести кое-какой порядок в собственных войсках, чтобы снайперы друг друга не перестреляли. Во-первых, необходимо было привести в чувство мать Шуки, которая всю жизнь мечтала снимать это кино и имела твердую концепцию относительно стиля действа, характера декораций и мельчайших деталей поведения действующих лиц. По ее сценарию я должна была играть роль Золушки, Шука — Принца, а она, Дэби, и не думала удовлетвориться бессловесной ролью королевы. Она будет доброй волшебницей, той самой, которая поставляет невесте-замарашке карету-тыкву, кучера-крысу и хрустальные башмачки.