Гиршуни - [25]

Тут я, конечно, завопила и стала тыкать его в бок кулаками, а он смешно отмахивался, пока мы оба не расхохотались и не обнялись, как это происходило всегда, когда нам было хорошо вдвоем.

«Тайманский принц». Именно мой отец придумал для Рани такое прозвище. Не могу сказать, что оно мне сразу понравилось: «принц» — еще куда ни шло, но зачем акцентировать на происхождении? Тайманский или датский — какая разница? Главное, что принц.

— Видишь ли, — объяснял мне отец. — Нас, ашкеназов, так много били по голове и так долго гоняли из угла в угол по всей Европе, что это не могло не сказаться на осанке. Присмотрись к тем же принцам датским: их фигура всегда наклонена немного вперед, а глаз слегка косит в сторону. Почему, как ты думаешь?

— Интеллект придавливает, — насмешливо отвечала я. — Трудно таскать такую умную голову, вот и клонятся. Правильно?

— Если бы! — смеялся отец. — Они наклонены, как бегуны на старте, да и косят по той же причине: чтобы вовремя уловить момент, когда нужно будет снова вжать голову в плечи и дать деру. А теперь глянь на своего тайманского принца! Он прямой! Прямой! Ну не чудо ли?

Arkady569

Тип записи: частная

Антиопа стала моим первым открытием. Собственно, я мог бы догадаться и раньше, почему именно за ее блогом так пристально следил Аркадий Гиршуни. В самом деле, если прикинуть возраст… Вообще-то мы никогда не разговаривали с Гиршуни на семейные темы. Зачем? Мне было совершенно до лампочки, сколько детенышей встречают моего ушастого суслика, когда после рабочего дня он возвращается в свою норку — два?.. три?.. пять?.. А может, даже больше: ведь суслики известны своей плодовитостью. Меня также мало интересовало состояние здоровья его жены — скорее всего, скромной, домовитой и некрасивой, хотя и наверняка очень задастой, как это и положено порядочным сусличьим самкам. Выяснять все эти детали? — Нет уж, увольте.

Зато наша профессиональная плакальщица Жаннет иногда пыталась вызвать Гиршуни на откровенность. Большей частью она прерывала свои бесконечные жалобы на жизнь вопросами косвенного характера, типа:

— Ну вам-то это, конечно, известно не хуже меня… у вас ведь свои семейные болячки, правда?

На эти заходы Гиршуни обычно отвечал неопределенным скрипом, который вполне можно было истолковать как безоговорочное согласие, что Жаннет и делала к вящему удовлетворению обеих сторон.

Впрочем, время от времени марокканка отваживалась и на прямую атаку, например:

— У вас ведь трое детей, не так ли?

Или:

— Напомните мне — у вас старшая дочь или сын?

Или даже:

— А где сейчас работает ваша жена?

В такие моменты Гиршуни демонстрировал нехитрые, но действенные уловки: то исчезал под столом в поисках оброненной ручки, то всплескивал руками и впивался глазами в экран монитора, будто бы обнаружив внезапную, требующую немедленного действия неисправность, а то и просто хватался рукою за щеку, изображая острый приступ зубной боли. Жаннет не настаивала: в конце концов, ее главной целью было высказаться самой, и вопросы она задавала не из любопытства, а из вежливости.

Таким образом, мои скудные познания о гиршуниной семейной жизни ограничивались лишь тем, что я смог вычитать в его собственном блоге, да случайными воспоминаниями — вроде того, с Орехом и его малолеткой на десятилетии класса, где Аркадий столь неожиданно и нелепо возвестил о своей женитьбе и о рождении дочери. В блоге, например, упоминалась жена Маша и «дети» — именно так, во множественном числе, но без указания на их количество, пол и возраст. Зато воспоминание о встрече класса позволяло сделать заключение, что, вероятнее всего, старшая дочь Гиршуни находится в настоящий момент в армии, как и все девушки-израильтянки ее лет. Отчего бы тогда не предположить, что Антиопа — это на самом деле она и есть? Такое предположение прекрасно объясняло бы гиршунин интерес к ее блогу. Двадцатилетние девицы редко посвящают родителей в свои тайны — возможно, это и подвигнуло не в меру заботливого папашу на взлом дочернего дневника?

Я тщательно перечитал те места, где Антиопа упоминала своего отца. Все прекрасно сходилось: и рост, и лысина, и толстые очки. Не стану скрывать — мною овладел азарт охотника. Взломанные ушастым сусликом блоги представляли собой части какой-то головоломки, и теперь, когда в моих руках оказался первый намек на первую разгадку, мне вдруг ужасно захотелось составить полную картину, раскрыть все связи, вытащить на свет божий всех мертвецов, зарытых во внешне безобидном гиршунином садике. Вы спросите: с чего я взял, что там вообще что-то зарыто? А я вам на это отвечу: перечитайте-ка еще раз его дневник! Вникните в тоскливую страсть этих нескончаемых предложений! Почувствуйте разрушительную силу этой угрюмой зажатости, этой стиснутой до упора стальной пружины! Неужели вы и теперь полагаете, что все там чисто?

Но прежде всего я хотел удостовериться в истинности своего предположения. Знаете, допустимо ошибиться на пятом, седьмом, десятом шаге, когда уже наработана какая-то база, когда всегда можно вернуться немного назад и сделать новую попытку, имея под ногами твердую почву прежних, надежно доказанных фактов и умозаключений. Но ошибка на первом же этапе грозит гибелью всей затее. А потому я отнесся к проверке со всей серьезностью.