Гипноз и религия - [5]
Одна из известных исследовательниц Африки М. Кингсли писала, что, по мнению негров многих местных племен, каждое явление есть результат действия одних духов на других, когда, например, врач дает лекарство, то дух лекарства действует на духа болезни. Негритосы Филиппинских островов были убеждены, что целебное действие могут оказывать лишь травы, даваемые колдуном, произнесшим над ними заклинание. Слова колдуна напутствуют духов травы на борьбу с духом болезни.
Характерно, что ни колдуны и маги, ни знахари и шаманы не объясняли своих врачующих способностей собственной силой. Нет, они считали, что обязаны своим умением тем добрым духам, которые избрали их объектом особого расположения и помогают им в чародействе. Шаманы и колдуны объявили себя избранниками духов, посредниками между миром людей и миром сверхъестественных сил.
Чукча Кьотгерген из поселка Мьскен рассказывал Богораз-Тану: «Когда болен человек, они (шаманы. — Авт.) призывают человека из Верхней страны[2] и говорят так: «Сойди вниз! Я хочу, чтобы ты был моим «помощником». И правда, что другое я могу сделать. Откуда еще я могу получить какую-нибудь помощь? Я не знаю. Если ты позволишь, то я возьму тебя «помощником». Сойди ко мне. Я стою здесь без всякой помощи»[3]. В этом заклинании показана одна из причин веры в духов — надежда на их «чудотворную» помощь. Эта вера порождена беспомощностью человека перед природой, отсутствием у него достаточных знаний о ней, потребностью куда-то обратиться за помощью, признанием своего бессилия справиться самому с горем и страданием.
В тех случаях, когда лекарства, снадобья и заклинания оказывались бессильными, в ход пускались средства «изгнания духов». У многих отсталых народов эти средства и по сей день считаются наиболее чудодейственными.
Радикальным средством лечения считалась магическая процедура «изгнания духов», получившая у прежде отсталых народов Сибири, Аляски и Кольского полуострова (чукчей, гиляков, орочей, лопарей и др.) название «камлания». В присутствии больного и других жителей поселка одетый в обрядовую одежду шаман, многократно повторяя одни и те же слова и фразы, призывал к себе на помощь добрых «духов-помощников», угрожая их силой «злым» духам. Свои заклинания он сопровождал непрерывными ритмическими ударами в бубен (которому приписывались волшебные свойства) и своеобразной пляской. Все настойчивее звучали призывы к духам, громче и чаще звенел бубен, быстрее становились движения. Нередко шаманы одурманивали себя и всех находившихся в чуме дымом курящегося богульника. Всем этим они доводили себя до исступления, хватали голыми руками раскаленные угли и наносили себе порезы ножом, не проявляя никаких признаков боли. Постепенно речь шамана становилась бессвязной, глаза начинали блуждать, он часто спотыкался и, наконец, в изнеможении падал на землю (рис. 1).
Присутствующие принимали деятельное участие в процедуре. Они вторили в лад шаману, двигались в такт его пляске или раскачивались стоя на месте. Несмолкаемый грохот бубна, завывания и мелькающие движения шамана, дым ядовитых курений постепенно делали свое дело, и к концу процедуры ее участники были захвачены происходящим, оглушены и одурманены настолько, что им начинало казаться, будто они тоже слышат голоса помогающих шаману духов и видят их лица.
Рис. 1. Шаман с бубном у лопарей (справа он же в трансе — «Схвачен злым духом»).(Рисунок с рукописи 1671 г.)
И конечно, с особенным вниманием и надеждой следил за действиями шамана сам больной. Мало-помалу все окружающее, кроме звуков голоса шамана, переставало достигать его сознания. Он впадал в забытье, в котором речь шамана воспринималась особенно остро и глубоко западала в полусонный разум. Выкрики шамана о бегстве и поражении «духов зла», о победе «духов-помощников» звучали для больного желанной вестью о выздоровлении. Это его ободряло, вселяло уверенность в своих силах, и иногда к концу обряда у некоторых больных действительно наступало улучшение.
От поселка к поселку, от стоянки к стоянке передавалась восторженная, всячески преувеличенная весть об удивительном проявлении «чудодейственного» могущества избранника духов — шамана.
Как снежный ком, росла слава шамана, увеличивалась вера в духов, вера в чудодейственную силу «камлания». В этой славе тонул тот факт, что из многих, искавших спасения, он мог исцелить лишь единицы, что в ужасный год, когда поселок за поселком скашивал «страшный дух Заразы», перед ним не мог устоять никто, и… даже сами шаманы падали под его косой.
Но вера в чудесные исцеления от этого не меркла. Ее поддерживали религиозные предрассудки, которые подсказывали и шаману и окружающим «объяснения» многочисленных неудач в исцелении: то духам оказалась неугодна жертва, принесенная больным, то они разгневались на жителей поселка за какой-то случай непочтения к предкам и т. п. Зато редкие случаи удачи порождали новый энтузиазм веры, на все лады восхвалялись и раздувались. Ибо радовали они не только самого исцелившегося и его близких, но вселяли надежду и в других обрести спасение у шамана и покровительствующих ему духов в случае беды или болезни. Людям, лишенным знания, казалось, что помочь им могут лишь сверхъестественные силы.
