Гипнотизер - [20]

— Да, я готова.

Эти простые слова тронули сердца женщин, вызвав укоры совести у мужской половины. Одним словом, в салоне графа де Карно свершалось чудо. Мне показалось, что присутствующие вот-вот бросятся на сцену преклонять колена перед красавицей в коляске. Гости вдруг ощутили доброту и тепло, исходившие от невинного взора женщины. Ну разве это не боттичеллиевское лицо? Такое тонкое, неземное, словно послание из другого, лучшего мира.

Мы будем добры к тебе, Ла Бель Фонтанон, мы нее прощаем тебе, мы поможем тебе вернуться к новой жизни. Даруй нам себя, чтобы мы почувствовали себя благородными и очищенными от скверны. Стань нашей ученицей, а мы для тебя будем самаритянами!

Я разгадал уловки Коперникуса и при этом поражался публике, охваченной волной желания столь сильного, что у многих оно отражалось на лице. Да, мадам, саркастически заключил я, сейчас мы все во власти этого субъекта и его волшебной палочки. Потому что все мы желаем лишь одного: чтобы твои прелестные ножки вновь замелькали по бульварам, чтобы все мы вновь воображали, что испытываешь, прикасаясь к этим несравненным ножкам, лаская их!

Где-то в глубине души я готов был воздать должное умениям Коперникуса повелевать людской массой, однако моя гордыня отчаянно протестовала — кто я и кто Коперникус? Кому из нас приходится ежедневно сталкиваться с больными людьми, с теми, чей разум и нервы в таком состоянии, что уже не поддаются никакому самоконтролю? Но — и это главное — кто из нас действительно обладал суггестивными способностями, а кто лишь приписывал их себе? Все дело было в необычном одеянии Коперникуса! Кто он, собственно? Маг? Пастырь? Судья? Генерал? Словом, один из тех, кому непременно надобна униформа, ибо без нее они — ноль без палочки?

Я чувствовал, как во мне крепнет решимость, и в один прекрасный момент осознал, что пути назад у меня уже нет. Все или ничего, сказал я себе, давай, проверь, насколько силен твой дар, испытай его, а заодно и себя! Если Ла Бель Фонтанон столь же внушаема, как мадам Боне, как сидящая рядом консьержка, в таком случае Коперникусу придется начать охаживать ее своей волшебной палочкой, как обычной дубиной, — ибо только так он сумеет извлечь ее из коляски! Если уж так случилось, что Эскироль уступил мне свои пригласительные билеты, я просто обязан вмешаться в судьбу женщины по прозванию Ла Бель Фонтанон, и пусть даже первую скрипку здесь сыграет мое уязвленное самолюбие.

Ла Бель Фонтанон сидела прямо напротив меня, в паре шагов. Я извлек из кармана часы, шумно выдохнул, и… Ла Бель Фонтанон невольно повернулась ко мне, и тут же взор ее упал на раскачивавшийся на длинной цепочке брегет, тот самый, при помощи которого мне удалось перехитрить и мадам Боне.

— Разрешите помочь вам? — мягко осведомился я.

— Да, — выдохнула Ла Бель Фонтанон и, поддавшись рефлексу, уставилась на раскачивавшиеся подобно маятнику часы.

Я не сомневался, что Коперникус опоил ее успокоительным, но это лишь облегчало мою задачу. Глаза молодой женщины начинали закатываться — верный признак того, что внушаемость ее была как минимум умеренной. Это я твердо уяснил за годы, проведенные в Шарентоне.

Миновали секунды.

— Все будет хорошо, — успокоил ее я. — Прислушайтесь к себе. Вам решать, кому довериться.

— Прошу вас, сударь, прекратите это.

Самым что ни на есть благорасположенным топом Коперникус посылал меня ко всем чертям. На устах его была сладчайшая улыбка, какими одаривают вас представители духовенства, взор пылал, как у полководца после очередной победы. Однако стоило ему внимательнее присмотреться к мадам в коляске, заметить ее сонно-заторможенный взгляд, как фасад сто самонадеянности рухнул.

Я воспользовался его замешательством. Не обращая ни малейшего внимания на Коперникуса, я встал со стула, поднялся на подиум и вкрадчивым голосом заговорил с Ла Бель Фонтанон. Публика сидела, будто зачарованная происходящим, Коперникус, казалось, впал в ступор. Вдруг, внезапно очнувшись, он обратился к присутствующим, призвав их не вмешиваться:

— Это лишь повредит ей. Так что пусть все остается, как есть.

Публика не протестовала — мое незапланированное появление гарантировало сенсацию на первых полосах, возможно, даже скандал. Ну сами посудите — никому не известный человек, более чем скромно одетый, с раскачивающимися на цепочке часами застыл перед Ла Бель Фонтанон. А как он говорил! Как позже рассказывал мне граф де Карно, слова мои звучали нежнейшей колыбельной, но и опьяняли, как первый поцелуй. От них перехватывало грудь. Мне удалось отыскать слова поэтов, сладчайшие, как шоколад, вполне подобавшие моему звездному часу гипнотизера. Впоследствии ничего подобного мне уже не удавалось.

— Мадам, разве не подобна жизнь наша осени? Годы опадают, словно листья, часы блекнут, словно цветы, чья пора миновала.

— Нет-нет, мадам, слушайте меня, и только меня! — возопил Коперникус.

Оказывается, он все же обрел дар речи. Медленно и властно протянулась рука с волшебной палочкой, и вот она коснулась лба женщины.

— Ощутите добро и воспротивьтесь злу этих нашептываний. Не позвольте отвратительным образам увлечь себя. Вас переполняет гнев! Поднимите руку и укажите мне и публике, что вы шутить не собираетесь.