Гипнотизер - [22]

— Я рассматриваю дело таким образом: если Коперникус избавит эту куртизанку от коляски, тогда можно смело приступать к лечению Элен. Припадки паралича, которыми она страдает после падения с лошади, в последнее время принимают воистину угрожающий характер. И мне в конце концов оставалось надеяться лишь на чудо.

Именно так и обстояли дела. Только вот Элен помочь было крайне затруднительно, ибо она в данный момент находилась в руках карбонариев. Дело в том, что Элен похитили, и похищение представляло собой блестяще организованную акцию. Выкуй составил запредельную сумму, которая была выплачена банком Буасье. Заданный в полушутливой форме вопрос о кредите на самом деле имел самую серьезную подоплеку, равно как и девиз герба Парижа.

Так что, прежде чем приступить к исцелению Элен от паралича, девушку предстояло вырвать из лап карбонариев, а потом-потом все обернулось совершенно по-другому.

Сенсация не заставила себя долго ждать, и это была самая настоящая сенсация. Мне даже не было нужды прибегать к подтверждениям своего гипнотического дара, чего, разумеется, все вокруг возжаждали. Я сослался на «упадок сил» и необходимость восстановления оных после столь напряженного опыта. Ко всему иному и прочему, меня не оставляли угрызения совести по поводу бедной мадам Руссо — моей консьержки, которую я против ее воли подверг столь суровому испытанию.

Меня не захотят и слушать, вопил я, обращаясь при этом к мадам Руссо, стоявшей рядом с бокалом шампанского.

— Не так ли, мадам? Вас все это здесь не утомило?

— Что вы тут болтаете! Это неслыханно!

— Отчего вы столь невежливы со мной, мадам?

— Что вы тут болтаете! Это неслыханно!

Эта словесная дуэль, игра «вопрос — ответ» продолжалась еще какое-то время, после чего консьержка под оглушительный хохот присутствующих поспешила исчезнуть. Ничего-ничего, любишь кататься, люби и саночки возить, подумалось мне, но по доброте душевной я все же упросил графа доставить мадам домой в его экипаже.

Что было потом с мадам Руссо — отдельная история. Не будь она столь смешной и занятной, я не взял бы на себя труд пересказывать ее. Во всяком случае, в том, что касалось хронологии, она представляла собой пример упреждения.

Вероятнее всего, консьержка тотчас по прибытии домой рухнула в постель как после доброй попойки. Ей не помешала бы и доза успокоительного, а может, и без него она заснула как убитая. Могу лишь гарантировать, что так засыпать ей в жизни еще не доводилось. На следующее утро я увидел, как она торопливо семенит прямиком в церковь Сен-Этьен-дю-Мон. Перебрав четки, она наверняка положила кое-что в церковную кружку, самую малость, поскольку была свято убеждена, что все бедные сами повинны в своей бедности.

После этого я наскочил на мадам Руссо, когда та спускалась по лестнице.

— У вас такой вид, мадам, будто бы кто-то перепугал вас до смерти. Может, вчерашнее шампанское не пошло вам на пользу?

— Что вы? Но эти ночные кошмары! Я даже толком не помню, как оказалась дома. Боюсь, я схожу с ума. Можете радоваться, месье Кокеро! Вполне возможно, что неделю спустя увидите меня в Сальнетрие или же в вашем шарентонском заведении. Хотя после всего того, что вам удалось вчера, педолог час, когда вы будете жить во дворце. Если бы вы знали, как я вам завидую! Нет, счастье всегда обходило меня стороной, доставаясь еще кому-то.

Впрочем, ни в Сальнетрие, ни в Шарентоне встречать мне эту мадам не выпало чести. Потому что ни Эскироль, ни Роже Коллар не пожелали иметь ничего общего с «сомнительным сеансом». Они во всеуслышание заявили о своем несогласии с подобными гипнотическими экспериментами, позаботившись о том, чтобы в каждой газетной редакции Парижа узнали, что я якобы после столь удачного сеанса ушел в себя, самоустранившись от дел, таким образом, бесполезно искать меня в Шарентоне, равно как и в Сальпетрие.

Однако не будем отвлекаться.

Два дня спустя мадам Руссо возлежала в шезлонге в гостиной ее обожаемого зятя, готовая вот-вот уснуть крепким сном.

Пробили часы. Двух отчетливых ударов вполне хватило, чтобы нарушить благостное полудремотное состояние мадам, которая после это реагировала даже на комара, пролетавшего на почтительном расстоянии. Комары в сентябре — неизбежная плата за то, что вы желаете проветривать гостиную, причем даже в центре города. Консьержка вскочила в явном намерении разделаться с досадным насекомым.

Чем же прибить его?

Естественно, газетой.

А где эта самая газета?

Да вот же, у камина.

Мадам Руссо, свернув газету, остекленевшим взором скользила по обоям стен, разумеется, без какого-либо успеха. И, вдоволь наглядевшись, вернулась в шезлонг. Скрученная в трубочку газета возьми да развернись. Надо же! Ла Бель Фонтанон? Граф де Карно? Сон мадам Руссо как рукой сняло. Еще имена, среди прочих некий психиатр Петрус Кокеро. Тут уж нервы мадам напряглись будто струны; еще хуже было узнать себя в описанной преклонных лет вдове и то, что пресловутая вдова все время как заведенная отчеканивала: «Что вы тут болтаете? Это неслыханно!»

Вероятно, мадам Руссо орала как резаная. А тут еще комар, ужаливший ее прямо в щеку. Этот укол боли, такой досадный, он и довершил дело. Вне себя мадам Руссо бросилась к лестнице, ведущей в спальню своей сестры и зятя. Добежав примерно до середины, она, поскользнувшись, грохнулась, да так, что сломала челюсть и осталась без двух передних резцов, а вдобавок отхватила зубами крохотный кусочек своего зловредного языка.