Гимн торжествующей Любви - [19]

Шрифт
Интервал

– У вас от природы поставлен голос и абсолютный слух, так бывает. Вы должны петь, а учиться… будете, так сказать, в процессе.

Я училась в процессе.


Зарплата, которую мне пообещали в дирекции эстрады, тогда казалась немыслимой, это превышало заработок молодого инженера. Но главным был не заработок, меня приняли на работу певицей. Я буду петь рядом с профессионалами, понятно, что не самыми известными и высокооплачиваемыми, но меня, не имеющую никакого вокального образования, признали достойной выйти на профессиональную сцену!

Мама моего восторга не приняла.

– Ты не будешь защищать диплом? Аня, осталось совсем немного…

Я как-то сразу опустилась с неба на землю. Эстрада – это хорошо, прекрасно, но я ушла из «Каламбура» вовсе не для того, чтобы теперь бросить университет перед самым дипломом.

– Нет, почему же… я все успею…

Уверенности в моем голосе не слышалось. Может, и правда подождать до защиты? Но рассчитывать, что через год меня снова станут хотя бы прослушивать, нельзя. Второго раза не будет, это я понимала хорошо.

Однако требовалось честно предупредить Скомпского о своем намерении окончить университет.

Оказалось, что он присмотрел меня для своей труппы, которая колесила по округе, выступая в самых маленьких залах с весьма странной программой, в опереточном жанре повествующей о путешествии Синдбада. Роль Синдбада Скомпский отвел самому себе, видно, считал, что никто другой не справится, а мы должны были весело встречать мореплавателя в разных портах соответствующими песнями. Поэтому приходилось перевоплощаться из итальянки в африканку, из китаянки в мексиканку, потом в русскую и польку. Если честно, то «Каламбур» с его серьезными балладами и чтением стихов был больше похож на профессиональную сцену, чем «Синдбад», откровенно смахивающий на студенческий капустник.

Вообще-то было очень весело, мы пели зажигательные песни с дичайшим акцентом, немыслимо перевирая слова, но зрителей это волновало мало, как и сама невозможность перемещаться на корабле таким заковыристым маршрутом, не имевшим ничего общего с географией. Главное – мы пели и танцевали, а что из-за неимения черного парика «африканка» с вымазанным почти черным гримом лицом сверкала светлыми волосами или что после зажигательного негритянского танца не удавалось быстро смыть весь грим и у польки оставалась черная шея, так это издержки неустроенности. У африканки светлые волосы, а у польки черная шея? Мелочи.

Поняв, что университет я не брошу, Скомпский позволил довольно часто отлучаться, чтобы все же собирать данные и писать работу.

Мне удалось, хотя геологом я так и не стала, но все равно собранные и обобщенные мной данные пригодились, и то хорошо. Диплом я получила и положила в шкаф, он никак не мог помочь мне в новой профессии.

Я, как могла, пыталась внушить маме и бабушке, что веду интересную, насыщенную приятными событиями жизнь, старалась не рассказывать о неудобствах, о холодных гостиницах, где всякой ползучей живности видимо-невидимо, о том, что питаюсь как попало, часто оставаясь не только без ужина, но и без обеда, что страшно устаю и плохо сплю, потому что там, где мы ночуем, стены из фанеры…

Зато живописала наши спектакли, изображала в лицах творческие споры, привозила деньги и делала вид, что у меня все прекрасно. Нет, не делала вид, у меня действительно было все прекрасно, а усталость или тараканы?.. Ерунда!

А еще в это время у меня уже был мой Збышек (теперь его следует называть Збышек-старший), который уставал еще сильней меня, потому что после рабочей недели в свой единственный выходной отправлялся из Варшавы разыскивать, где в это воскресенье показывает своего «Синдбада» труппа Скомпского.

О Збигневе нужно говорить отдельно, не вперемежку со Скомпским и африканскими танцами.

Да и о выступлениях в составе этой труппы, и о наших творческих спорах тоже. Иногда я удивляюсь, как не скатилась до вульгарных перепевов того, что было популярным и без меня, до штамповки, до простого «отбарабанивания» своих номеров. Это было легко, потому что при двух-трех концертах в день и большом количестве репетиций (мы репетировали каждую свободную минуту, кроме ночных часов, когда делать этого было нельзя, чтобы дать покой окружающим), мы все же были ориентированы на весьма средний уровень исполнения.

В труппе было четверо музыкантов, для каждого из которых работа у Скомпского всего лишь место временного пребывания, четыре танцовщицы бывшие участницы труппы ночного ресторана, бывший оперный певец и певица средних лет. А еще сам Скомпский, который не пел, и его помощник, едва успевавший что-то подтаскивать и оттаскивать.

Пели мы трое, причем нашему певцу было тяжело двигаться в силу возраста и особенностей комплекции, а певица не желала этого делать из-за своего особого положения «старожилки» эстрады. В результате танцевали четыре девушки и я, остальные скорее изображали некие телодвижения.

Никому не требовался индивидуальный подход к каждой песне, люди приходили на концерт после тяжелого трудового дня для того, чтобы послушать полюбившиеся мелодии такими, к каким привыкли, то есть каждый шлягер следовало исполнять точно так, как его «пели по радио». Творческие искания своей манеры исполнения уже популярных песен публику не устраивали, зрители не желали принимать новый вариант исполнения. Популярную песню воспринимали только в таком виде, какой уже знали.


Еще от автора Анна Герман
Вернись в Сорренто?..

Книга известной польской эстрадной певицы Анны Герман написана в исключительных обстоятельствах, когда расцвет ее творческой деятельности был трагически прерван.В своих воспоминаниях она делится с многочисленными почитателями ее таланта размышлениями о своем пути на большую эстраду, о месте и роли певцов на Западе.Во вторую часть книги вошли воспоминания советских журналистов о встречах с Анной Герман, о ее гастролях в СССР.Книга рекомендуется широким кругам читателей.


Мы долгое эхо

Перед вами – исповедальная автобиография Анны Герман, долгие годы одной из самых любимых в нашей стране певиц, в основу которой положены авторские тексты, интервью советским и польским журналистам. В книге также публикуются воспоминания матери певицы, пани Ирмы Мартенс, близких друзей.Раскрывая незабываемую артистку как яркую личность и талантливого человека, прошедшего через тяжелые испытания судьбы, она адресована самому широкому кругу читателей, прежде всего из числа ее многочисленных поклонников.


Эхо любви

Светлый образ АнныГермантрудно сопоставить с ее трагической судьбой: на фотографиях певицы разных лет не видно даже тени уныния. Однако жизнь подготовила для нее тяжелейшие испытания. А она пела, пела своим ангельским голосом, полным сострадания и любви к людям, обретая все новых и новых поклонников в Польше, Италии,Германии, США, Советском Союзе.


Анна Герман. Жизнь, рассказанная ею самой

«Любовь долготерпит, милосердствует, не мыслит зла, не радуется неправде, а сорадуется истине…» Последнее, что сделала Анна Герман в своей жизни, — написала музыку на этот Гимн Любви апостола Павла: «Любовь не завидует, любовь не превозносится, всему верит, всего надеется, все переносит…» И таким же Гимном Любви стала данная книга. Это — неофициальные мемуары великой певицы, в которых она вынуждена была промолчать об очень многом (о немецком происхождении своей семьи, о трагической судьбе отца, репрессированного и расстрелянного в 1938 году, о своей дружбе с будущим Папой Иоанном Павлом II)


Рекомендуем почитать
Молодежь Русского Зарубежья. Воспоминания 1941–1951

Рассказ о жизни и делах молодежи Русского Зарубежья в Европе в годы Второй мировой войны, а также накануне войны и после нее: личные воспоминания, подкрепленные множеством документальных ссылок. Книга интересна историкам молодежных движений, особенно русского скаутизма-разведчества и Народно-Трудового Союза, историкам Русского Зарубежья, историкам Второй мировой войны, а также широкому кругу читателей, желающих узнать, чем жила русская молодежь по другую сторону фронта войны 1941-1945 гг. Издано при участии Posev-Frankfurt/Main.


Заяшников Сергей Иванович. Биография

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Жизнь сэра Артура Конан Дойла. Человек, который был Шерлоком Холмсом

Уникальное издание, основанное на достоверном материале, почерпнутом автором из писем, дневников, записных книжек Артура Конан Дойла, а также из подлинных газетных публикаций и архивных документов. Вы узнаете множество малоизвестных фактов о жизни и творчестве писателя, о блестящем расследовании им реальных уголовных дел, а также о его знаменитом персонаже Шерлоке Холмсе, которого Конан Дойл не раз порывался «убить».


Русская книга о Марке Шагале. Том 2

Это издание подводит итог многолетних разысканий о Марке Шагале с целью собрать весь известный материал (печатный, архивный, иллюстративный), относящийся к российским годам жизни художника и его связям с Россией. Книга не только обобщает большой объем предшествующих исследований и публикаций, но и вводит в научный оборот значительный корпус новых документов, позволяющих прояснить важные факты и обстоятельства шагаловской биографии. Таковы, к примеру, сведения о родословии и семье художника, свод документов о его деятельности на посту комиссара по делам искусств в революционном Витебске, дипломатическая переписка по поводу его визита в Москву и Ленинград в 1973 году, и в особой мере его обширная переписка с русскоязычными корреспондентами.


Дуэли Лермонтова. Дуэльный кодекс де Шатовильяра

Настоящие материалы подготовлены в связи с 200-летней годовщиной рождения великого русского поэта М. Ю. Лермонтова, которая празднуется в 2014 году. Условно книгу можно разделить на две части: первая часть содержит описание дуэлей Лермонтова, а вторая – краткие пояснения к впервые издаваемому на русском языке Дуэльному кодексу де Шатовильяра.


Скворцов-Степанов

Книга рассказывает о жизненном пути И. И. Скворцова-Степанова — одного из видных деятелей партии, друга и соратника В. И. Ленина, члена ЦК партии, ответственного редактора газеты «Известия». И. И. Скворцов-Степанов был блестящим публицистом и видным ученым-марксистом, автором известных исторических, экономических и философских исследований, переводчиком многих произведений К. Маркса и Ф. Энгельса на русский язык (в том числе «Капитала»).


Смешно до слез

ТРИ БЕСТСЕЛЛЕРА ОДНИМ ТОМОМ. Полное издание воспоминаний, острот и афоризмов великой актрисы. Так говорила Раневская: «Красота – страшная сила. И с каждым годом всё страшнее и страшнее…» «Деньги, конечно, грязь, но до чего же лечебная!» «Не найти такой задницы, через которую мы бы уже чего-то не сделали» «Если жизнь повернулась к тебе ж.пой – дай ей пинка под зад!» «Живу с высоко поднятой головой. А как иначе, если по горло в г.вне?» Но эта книга – больше, чем собрание неизвестных анекдотов и хохм заслуженной матерщинницы и народной насмешницы Советского Союза, которая никогда не стеснялась в выражениях и умела высмеять наповал, чьи забористые шутки сразу становились «крылатыми», а нецензурные откровения, площадная мудрость и «вредные советы» актуальны до сих пор.


Письма к подруге

Уникальный, без преувеличения исторический материал! Где, как не в письмах к своим близким мы можем полностью раскрыться и быть самими собой? В письмах к подруге Эсфири Ицкович, живущей в Баку, Раневская была совершенно искренна. Во-первых, они очень давно знали друг друга и между ними царило полное доверие. Во-вторых, в юности мечтавшая стать актрисой, Эсфирь интересовалась всем, что происходило в мире театра. С ней Раневская могла быть полностью откровенной, поскольку знала, что все сказанное между ними между ними и останется.


«От отца не отрекаюсь!»

«От отца не отрекаюсь!» – так ответил Василий Сталин на требование Хрущева «осудить культ личности» и «преступления сталинизма». Боевой летчик-истребитель, герой войны, привыкший на фронте смотреть в лицо смерти, Василий Иосифович не струсил, не дрогнул, не «прогнулся» перед новой властью – и заплатил за верность светлой памяти своего отца «тюрьмой и сумой», несправедливым приговором, восемью годами заключения, ссылкой, инвалидностью и безвременной смертью в 40 лет.А поводом для ареста стало его обращение в китайское посольство с информацией об отравлении отца и просьбой о политическом убежище.


Дневники. Я могу объяснить многое

Впервые бесценные воспоминания великого ученого и изобретателя Николы Теслы стали достоянием общественности. Его открытия и научные прогнозы не потеряли своей актуальности до сих пор. Более того – многое, о чем говорил ученый, стало понятным только в ХХI веке, а что-то остается загадкой и сейчас.В том, что дневники впервые опубликованы в России, стране, к которой Никола Тесла относился с огромным уважением, можно усмотреть знак судьбы.Случайно ли пожар 1895 года погубил лабораторию Теслы? Что связывало гения с русским ученым Михаилом Филипповым, изобретателем «лучей смерти»? Филадельфийский эксперимент.