Гимн шпане - [11]

Шрифт
Интервал

Размер видаков был десять на шестьдесят на сорок, а объем грузовичка, как я понял, двенадцать кубических метров; я сидел в нашем баре с калькулятором, смотрел на цифры, нацарапанные в конце тетради, и мало помалу утрачивал всякую способность соображать: десять плюс шестьдесят плюс сорок у меня выходило сто десять, эту сумму надо было отнять от двенадцати в кубе, я не мог, пробовал вычитать из метров обычные, не кубические сантиметры, тоже получалась ерунда — и с простыми метрами, и с кубическими, я даже попытался применить систему десятичных дробей, но число, которое выдал калькулятор — ноль с кучей цифр — привело меня в полное замешательство, вот дурак, запутаться в такой простой задаче.

— Это не так уж трудно, — вмешался Саид, — сначала надо прибавить, а потом умножить.

Нежданно-негаданно я оказался в гуще научной конференции дипломированных математиков и специалистов по перевозке грузов: один поинтересовался, большегрузная ли машина, тогда все в порядке, нужно это выяснить, у транспортного контроля свои требования, он меня просто достал; другой решил разобраться в задачке основательно; в конце концов калькулятор полетел на пол, но поскольку я по-прежнему ни хрена не понимал, Саид наклонился под стойку и достал коробку из-под обуви и несколько коробков спичек, чтобы смоделировать ситуацию в миниатюре, мол, практика всегда убедительнее теории, результат был наглядный: в коробку входило сто коробков.

— Видал, — подвел итог мой кореш, — математика — туфта, главное, как оно на деле выходит, а то правительство своими цифрами совсем народ задурило.

Для чистоты эксперимента они с одним антильцем решили приделать к коробке колеса, а Жерар, булочник, стал вырезать у нее по бокам дверцы, я расплатился и направился к телефону-автомату — гаврец ждал моего звонка между восемью и девятью.

— Алло, будьте добры Филиппа, — сказал я.

Судя по характерному шуму, он был в кафе или ресторане, его подозвали, и он взял трубку.

— Да, я слушаю.

— Это Гастон, ваш племянник из Парижа.

Он обрадовался звонку, а сообщение о моем приезде в конце недели привело его в восторг, он был уверен, что для «переезда тети» грузовичок объемом двенадцать в кубе безусловно подойдет, он меня целует и срочно займется приготовлениями.


Ночью накануне отъезда я почти не спал, мы допоздна смотрели телевизор, шел фильм с Бельмондо и Ванелем про Южную Америку, при этом я продолжал заниматься вычислениями, даже с учетом всех расходов я должен был славно заработать. Наконец меня сморил сон, Мари-Пьер прильнула сбоку, я стремился как можно быстрее прорваться на Иль-де-Франс, потом в провинцию, а будильник прозвенел в тот момент, когда Шарль Ванель в тюрьме подавал мне виски.

Жоэль поджидал нас в баре «У Мориса» за чашкой кофе с молоком. Он пожал руку мне и наклонился поцеловать Мари-Пьер — как от тебя приятно пахнет! Увидав, что она с чемоданом, стал подшучивать: ты что, решила вернуться к мамочке? Она улыбнулась. Что ты несешь, здесь всего несколько платьев. Мы собрались уходить, тут меня остановил Саид, он держал в руках пухлый конверт с деньгами, пораскинул, мол, мозгами и решил, что дело стоящее; я покачал головой: поздно, Саид, теперь видаки пойдут минимум по штуке, раньше надо было думать. Уже в дороге мы с Жоэлем снова обсуждали любимую тему: когда позарез надо — эти тру́сы как один поджимают хвост, а как только перспектива проясняется, они тут как тут, налетают словно коршуны. За Версалем по шоссе стелился туман, но к концу дня прогноз обещал прояснение. За рудом был Жоэль, я все больше убеждался, что мы составляем идеальное трио.

Жоэль ужасный балагур, всю дорогу развлекал нас историями про свою семейку, вообще-то жутковатыми, но он так мастерски рассказывал, что мы покатывались со смеху, — остряк, каких мало. Его родители разошлись, но жили в одном доме и, встречаясь на лестнице, не обменивались ни словом. Мать — бывшая воздушная гимнастка, — после неудачного падения сменила трапецию на диван, конечно, это ужасно, еще вчера ты летала под куполом цирка, а сегодня самая обычная тетка, пестрое трико давно не налезает, от яркого прошлого остались лишь пожелтевшие афиши: Долорес Богиня Неба, уникальный номер международного класса; однажды ее показали в передаче «Дорога к звездам», но в то время еще не было видеомагнитофонов, так что она не могла записать, а на телевидении, куда она регулярно обращалась с просьбой сделать ей копию, до нее никому не было дела; так и не получив ответа, она затаила злобу на весь свет; Жоэль не имел права даже разговаривать с отцом, кажется, тот разводил ядовитых змей и пауков, и когда на Рождество отец тайком подарил ему альбом про Африку, а мать прознала об этом, все закончилось плачевно, она наняла каких-то молодчиков избить муженька: позвала его в гости; тот ничего не заподозрил, громилы спрятались за дверью, она включила проигрыватель на полную мощность, чтобы заглушить крики, «Бони Эм», и как только сторона заканчивалась, ставила сначала, а стены в доме были тонкие, наконец, сосед не выдержал и заорал: да поставьте вы другую сторону, — папашу это рассмешило, изо рта кровь, а он ржет как ненормальный, бандиты опешили, и он сумел убежать, спустился к себе и выпустил своих питомцев на лестничную площадку, так что никто не смел носа наружу высунуть. Назавтра жильцы накатали жалобу с просьбой его выселить, Жоэль не знал, чем кончилось дело, но что восхищало его в отце, так это выдержка: мужика бьют смертным боем, а он смеется, — такое невозможно забыть.


Еще от автора Венсан Равалек
Ностальгия по черной магии

В свои 38 лет Венсан Равалек считается одним из ведущих авторов нового поколения.Эта книга – последняя створка триптиха, озаглавленного Перст Божий в белом небе. Цель Равалека – представить в трех романах свое видение конца века. В Ностальгии по черной магии мир исчезает в волнах, под собором Нотр-Дам возникают пещеры, под Эйфелевой башней живет гигантский спрут, а в тоннеле квартала Дефанс – единорог.


Рекомендуем почитать
Девушка с делийской окраины

Прогрессивный индийский прозаик известен советскому читателю книгами «Гнев всевышнего» и «Окна отчего дома». Последний его роман продолжает развитие темы эмансипации индийской женщины. Героиня романа Басанти, стремясь к самоутверждению и личной свободе, бросает вызов косным традициям и многовековым устоям, которые регламентируют жизнь индийского общества, и завоевывает право самостоятельно распоряжаться собственной судьбой.


Мне бы в небо. Часть 2

Вторая часть романа "Мне бы в небо" посвящена возвращению домой. Аврора, после встречи с людьми, живущими на берегу моря и занявшими в её сердце особенный уголок, возвращается туда, где "не видно звёзд", в большой город В.. Там главную героиню ждёт горячо и преданно любящий её Гай, работа в издательстве, недописанная книга. Аврора не без труда вливается в свою прежнюю жизнь, но временами отдаётся воспоминаниям о шуме морских волн и о тех чувствах, которые она испытала рядом с Францем... В эти моменты она даже представить не может, насколько близка их следующая встреча.


Что тогда будет с нами?..

Они встретили друг друга на море. И возможно, так и разъехались бы, не узнав ничего друг о друге. Если бы не случай. Первая любовь накрыла их, словно теплая морская волна. А жаркое солнце скрепило чувства. Но что ждет дальше юную Вольку и ее нового друга Андрея? Расставание?.. Они живут в разных городах – и Волька не верит, что в будущем им суждено быть вместе. Ведь случай определяет многое в судьбе людей. Счастливый и несчастливый случай. В одно мгновение все может пойти не так. Достаточно, например, сесть в незнакомую машину, чтобы все изменилось… И что тогда будет с любовью?..


Шоколадные деньги

Каково быть дочкой самой богатой женщины в Чикаго 80-х, с детской открытостью расскажет Беттина. Шикарные вечеринки, брендовые платья и сомнительные методы воспитания – у ее взбалмошной матери имелись свои представления о том, чему учить дочь. А Беттина готова была осуществить любую материнскую идею (даже сняться голой на рождественской открытке), только бы заслужить ее любовь.


Переполненная чаша

Посреди песенно-голубого Дуная, превратившегося ныне в «сточную канаву Европы», сел на мель теплоход с советскими туристами. И прежде чем ему снова удалось тронуться в путь, на борту разыгралось действие, которое в одинаковой степени можно назвать и драмой, и комедией. Об этом повесть «Немного смешно и довольно грустно». В другой повести — «Грация, или Период полураспада» автор обращается к жаркому лету 1986 года, когда еще не осознанная до конца чернобыльская трагедия уже влилась в судьбы людей. Кроме этих двух повестей, в сборник вошли рассказы, которые «смотрят» в наше, время с тревогой и улыбкой, иногда с вопросом и часто — с надеждой.


Тиора

Страдание. Жизнь человеческая окутана им. Мы приходим в этот мир в страдании и в нем же покидаем его, часто так и не познав ни смысл собственного существования, ни Вселенную, в которой нам суждено было явиться на свет. Мы — слепые котята, которые тыкаются в грудь окружающего нас бытия в надежде прильнуть к заветному соску и хотя бы на мгновение почувствовать сладкое молоко жизни. Но если котята в итоге раскрывают слипшиеся веки, то нам не суждено этого сделать никогда. И большая удача, если кому-то из нас удается даже в таком суровом недружелюбном мире преодолеть и обрести себя на своем коротеньком промежутке существования.