Гимн шпане - [104]

Я все еще был под арестом; поскольку речь шла о наркотических средствах, прокурор санкционировал при необходимости продлить заключение до шестидесяти двух часов. От адвоката я отказался, мол, спасибо, не собираюсь разыгрывать из себя крутого, мне и без того хреново, но очень скоро пожалел, меня мурыжили целый день, потом, и вечером, в конце концов пришел сам комиссар: пожалуй мы можем прийти к обоюдному согласию, но вам придется заплатить, причем в твердой «валюте». И я сдал им двух налетчиков, братьев, моих приятелей с Бют-Руж в Шатне, добавив, что однажды они применили оружие — застрелили женщину. Хорошо, сказал комиссар, надеюсь, это правда. Я хотел сдать им одного дилера с Северного вокзала — мне было известно, в каком отеле он обосновался, но следователь оборвал меня на полуслове: Гастон, не забывай, ты в отделе по борьбе с организованной преступностью, нам на фиг не нужен подставной с двумя пакетиками по четвертному, нам нужен как минимум план торговли героином в веселых кварталах. Давай-ка что-нибудь посерьезнев, добавил Южанин и я сдал им чувака из меблированных комнат, у которого покупал кокс для Бруно, он продавал по десять и по сто; следователь надул губы: ну ладно, передам красавчика коллегам, все лучше, чем ничего. Комиссар спросил, есть ли среди моих клиентов кто-нибудь из общества, я сказал, что есть один адвокат в Лилле, все одобрительно загалдели, — ведь можешь, когда захочешь.

Выйдя на улицу, я почувствовал такое опустошение, будто вернулся после пятнадцатилетней ссылки на Луну; Марка с Бруно отпустили без каких-либо взысканий, Мари-Пьер тоже, в руках у меня был документ об обязательной явке в судебный контроль и двадцать тысяч франков, что выдали мне легавые, остальное конфисковали в интересах следствия, да и за эти двадцать пришлось поведать им еще о некоторых делишках недавнего прошлого.

— Расслабься, — заметил комиссар, имея в виду двести тысяч франков, принадлежавших Марку, — такой везухи у тебя больше не будет.

Денежки ему вернули в целости и сохранности, более того, не прошло и часа с момента задержания, как на комиссариат обрушился шквал звонков, семья Марка была связана с высшей государственной элитой, так что неуважительное обращение было просто недопустимо. По большому счету, дурачок действительно ни в чем не провинился, кроме того, что доверил свои сбережения проходимцу. Что касается Бруно, то, начитавшись за свою жизнь всякого барахла, он сжимал челюсти на манер сыщиков из черной серии — мне нечего вам сказать, мне нечего вам сказать, — пока тулузец не прижал его к ногтю, объяснив положение дел в другом тоне; и все-таки должен отметить, сказал мне легавый, он молодец, держался до упора. А Мари-Пьер к этому часу, наверное, уже добралась до Нормандии. Перед уходом из кабинета следователя мне впервые за последнее время улыбнулась удача на стопке папок с документами я увидел ее дневник и сумел стянуть его так, что никто не заметил.

— Имей в виду, — предупредил меня следователь, — кто пытается нас надуть, обязательно попадется, закон природы.

Перво-наперво я пошел за своей машиной, на месте ее не оказалось, и я подумал: ну точно, у меня явно черная полоса — бросили в кутузку, вышел и обнаруживаю, что тачку сперли, но я напрасно возмущался, ложная тревога, ее увезла аварийка на штрафную стоянку под авеню Фош, где машины стояли до уплаты; отдав пятьсот франков, я осознал, что и без того жалкая сумма, которой я обладал, тает, как снег на весеннем солнце.

Не имея других вариантов — я не мог себе позволить поехать в отель, тогда как владельцу дома в Шатильоне было уплачено до середины ноября, — я прошел в дом через сад , чувствуя себя здесь после всех событий нежелательным гостем, звук моих шагов эхом отдавался в пустых комнатах, я попытался разжечь огонь, отопление было отключено, и в доме стояла холодрыга.

Дневник Мари-Пьер начинался с фразы: «С тех пор как мы повстречались, я живу будто в сказке». Из глаз снова фонтаном хлынули слезы, и я не мог их остановить. То, что мне зачитали в участке, было цветочками по сравнению с откровениями, которые содержались практически на каждой странице, У меня буквально волосы на голове встали дыбом, Шлюха, дрянь, готовая при любой возможности раздвинуть ноги, — и с этой девушкой я прожил почти год и был влюблен в нее по уши. В Гавре, пока я как проклятый мокнул под дождем, Жоэль ублажал ее рукой, и она не осталась в долгу. Я как сейчас видел: вот она под дождем идет ко мне навстречу, спрятав голову под капюшоном. Каждая запись наносила мне новые удары, рисуя сцены одна отвратительней другой: она трахалась с парнем из офиса под нами, а всего через две недели после знакомства Александр возил ее на групповуху, она нашла, что это странно, но, пожалуй, забавно. Странно, но забавно, господи…

Я так долго рыдал, что заснул прямо на канапе, мне приснилось, как Жоэль мастурбирует, шепча при этом: The Dark Side of the Moon [65], старик, как их узнать, тайны человеческой души, и прочее в том же духе. Когда я открыл глаза, огонь погас, было уже светло; сидя в единственном кресле, на меня с беспокойством смотрела Мари-Пьер.