Гильотина для Фани - [22]

– Пройдите со мной, товарищ старший лейтенант.

Когда они вошли в его землянку, Семёнов кивком головы выпроводил из неё радиста, молча достал флягу и разлил спирт по алюминиевым кружкам.

– Ну, что, Абрам, вижу, твой еврейский Бог спас тебя тогда, в восемнадцатом. Давай выпьем за то, чтобы он вытащил нас и из этой мясорубки, – выпил, крякнул и добавил, – но это вряд ли…

Как близкому товарищу объяснил:

– У генерала Лукина своя информация, а у меня своя, – и выразительно посмотрел на свою рацию, – мы в «клещах», живыми отсюда никто не выйдет…, – плеснул ещё в кружки, – а скажи мне, Абраша, как это ты умудрился выбраться тогда из своей лаборатории? Ну, очень интересно!

Абрам уже пришёл в себя, спирт делал своё дело. «Да и Лубянка далеко, – подумал Абрам, – был там тоннельчик, по которому кули с сахаром когда-то спускали, а вы, товарищ старший майор, даже и не заметили? Торопились, наверное, хотели Фани достать? А?!! Лучше целится нужно было, товарищ старший майор Госбезопасности, промахнулись вы!», – говорил совершенно окосевший Абрам Лифшиц.

Сам потянулся за флягой, но тут завыла сирена, и по окопам разнеслось «Воздух!». Семёнов деловито взглянул на часы: «Боши проклятые, они, наверное, и в сортир по часам ходят? После атаки приходи, потолкуем», – бросил он Адаму. Надел каску, схватил автомат и выбежал из землянки.

Но это была не атака, это было наступление группы армий «Центр», которым дивизии Лукина закрывали прямой путь на Москву. По личному приказу фюрера они должны были быть стёрты в порошок «эти жалкие и деморализованные» остатки армии Лукина.

Абрам со своей камерой метался по передовой. Как и все операторы, он лез в самую гущу событий, туда, где взрывалось и там, где это было красиво. «А, вот горит «Тигр», – и он ложился на спину и делал «сторублёвый» план. Вокруг уже шёл рукопашный бой, и он ринулся туда… Разрыва Абрам не услышал – оглох сразу.

Его отбросило на несколько метров, он упал в воронку, почти до краёв заполненную кровавой жижей. В правой руке дорабатывала и умирала его любимая кинокамера. Абрам совершенно ничего не слышал. Не ощущал, как текла кровь из ушей и простреленных ног, видел только, как нереально красиво и медленно плывут где-то высоко-высоко облака. Потом и они исчезли.

Генерал Лукин с командного пункта видел, что атака немцев захлебнулась, но и своих бойцов в бинокль насчитал роты полторы, не больше. «Это конец», – подумал генерал и продиктовал радисту шифровку для командующего фронтом: «От четырёх дивизий осталось полторы роты. Закончились боеприпасы, нет горючего. Если не подтянуть резервы, завтра утром немецкие танки пойдут на Москву. Лукин».

Когда всё затихло, Семёнов выбрался из под трупов двух молодых солдатиков и по-пластунски пополз в сторону своих окопов. По дороге он собирал всех тех, кто хотя бы дышал, а также своих, проверенных молодчиков из заградо-тряда. Как же он был зол!!!

– Что, суки, ужинаете?! – сейчас я вам устрою Абенд-брот!

У заградотряда было своё снабжение, и не только в продуктах. В ящиках, без числа хранились гранаты, лимонки, патроны.

– Вот сейчас и повеселимся, – в него будто вселился бес, – помирать, так с музыкой!

Первые звёзды уже появились на чистом, девственном небе. Там, конечно, не знали о том ужасе, который творится внизу. Наверное, были заняты чем-то более важным, никто этого не узнает никогда. И прокатилось по полю дикое и предсмертное – УРА-а-а!!!

Лукин видел в бинокль, что впереди этой сумасшедшей атаки бежит старший майор Госбезопасности, а за ним ещё человек четыреста, оставшиеся от всех полков и дивизий Лукина. Заградотряд закидал немецкие окопы гранатами – в этом и был план Семёнова, а потом уже началась резня.

Немчура драпанула, оставив коридор метров в пятьсот. Но радоваться этому было уже некому, полегли все, до одного. Уже ночью Лукин в эту «дыру» вывел несколько подошедших свежих дивизий, в тыл к Гудериану. Но и это не помогло. И эти дивизии попали в «котёл», а сам генерал в плен, где и сгинул навсегда. Правда, до этих трагических событий он успел направить на имя командующего фронтом представление «О присвоении звания Героя Советского Союза полковнику Семёнову Владимиру Ивановичу», которое так и затерялось где-то в кровавой круговерти войны.

Абрам открыл глаза и увидел звёзды.

– Где же моя, – подумал он, и нашёл таки, Большую Медведицу.

– Третья с хвоста!

Так, когда-то в детстве он загадывал желания. А теперь думал о том, с кем же рядом там будет его душа? Рядом кто-то хрипел и матерился, – Слава Богу, не немец, – Абрам с трудом повернул голову, – рядом он увидел лицо, залитое кровью, вперемешку с глиной.

– Я говорил, что твой еврейский Бог вытащит нас отсюда?

Из горла Семёнова хлынула кровь, видимо, рана была сквозная. Он временами терял сознание, но маленькая искорка жизни ещё теплилась в нём.

– На, возьми…, – Семёнов протянул Абраму свой «ТТ», – если… к утру ещё…буду жив, пристрели меня…, у самого рука не поднимется, сделай это…хотя бы в отместку… Немцы утром эту дыру закроют и нам… всё равно, каюк… Последнее… скажи, теперь уже всё равно. Копии той плёнки нет…? Ну, не давало мне… это покоя… всю жизнь…