Гидеон из Девятого дома - [71]

– Ты моя детка, – сказала она и без колебаний поцеловала Гидеон в лоб.

Харроу сидела на холодном полу совсем рядом, облаченная в плащ Гидеон и броню ледяного достоинства. Даже костяные бусины из ушей исчезли, оставив только маленькие оспинки.

– Госпожа Септимус, – сказала она, – отпусти моего рыцаря. Нав, ты встать можешь?

– Преподобная дочь, нет… дай ей минуту, – попросила Дульсинея. – Про, помоги. Она не сможет встать сама.

– Я не хочу, чтобы твой рыцарь ее касался, – заявила Харроу.

Гидеон хотела сказать, чтобы она прекратила изображать из себя то ли мрачную весталку, то ли летучую мышь, но обнаружила, что не может сказать ничего. Рот изнутри был как сухая губка. Адептка покопалась в карманах ее плаща и вытащила несколько косточек, из чего последовал ужасный вывод: она их туда и засунула.

– Говорю, отпусти.

Дульсинея не обращала на Харроу никакого внимания.

– Ты была невероятна… великолепна.

– Госпожа Септимус, – повторила некромантка, – я не прошу трижды.

Гидеон сумела разве что чуть-чуть приподнять большой палец и продемонстрировать Дульсинее. Та убрала руки, а жаль: она была теплая, а комната – ледяная, как ведьмины сиськи. Потом она последний раз коснулась лба Гидеон и прошептала:

– Какие красивые волосы.

– Септимус!

Дульсинея побрела обратно к лестнице. Гидеон наблюдала за ней со смутным интересом, пока Харроу хрустела костяшками и собиралась с духом: без всяких ломаний некромантка наклонилась и закинула руку Гидеон на свои тощие плечи. Гидеон не успела даже подумать, что это какая-то хрень, как ее вздернули на ноги. Колени Харрохак подогнулись под ее весом. Потом был так себе момент, когда ей захотелось сблевать, хороший момент, когда у нее не получилось, и еще один плохой, когда она поняла, что ей просто нечем.

– Преподобная дочь, – говорила госпожа Седьмого дома, – я невероятно благодарна за твой поступок. Прошу прощения за цену, которую пришлось заплатить.

– Брось. Это деловое решение. Ты получишь ключ, когда я закончу.

– Но Гидеон…

– А это не твое дело.

Дульсинея сложила руки на коленях и наклонила голову.

– Хорошо, – улыбнулась она, явно пришибленная.

Босая Харроу еле слышно ворчала, пытаясь поднять Гидеон по лестнице. К верхней ступеньке она уже дышала совсем тяжело. Гидеон могла только наблюдать, будто со стороны, и мечтать скорее прийти в себя, поражаясь непослушности тела. Единственное, что она могла, – не выпасть из рук Харроу. Наверху они остановились, и Преподобная дочь задумчиво оглянулась назад.

– Почему ты хочешь стать ликтором?

– Харроу, нельзя просто так взять и спросить у человека, почему он хочет стать ликтором, – пробормотала Гидеон, но ее никто не услышал.

Дульсинея опиралась на руку Протесилая. Она выглядела неожиданно грустной, почти несчастной. Когда она поймала взгляд Гидеон, уголки рта чуть приподнялись в улыбке, а потом снова опустились. Наконец она сказала:

– Я не хочу умирать.

Пройти через холодный вестибюль обратно в коридор оказалось сложно. Гидеон пришлось оторваться от Харроу и прижаться щекой к холодной металлической панели. Некромантка с несвойственным ей терпением дождалась, пока Гидеон придет в какое-то подобие сознания, и они побрели дальше: Гидеон – как пьяная, Харроу – подскакивая на решетке, будто она обжигала босые ноги.

– И вовсе не надо вести себя как последняя сука, – с трудом проговорила Гидеон, – она мне нравится.

– А мне нет, – сказала Харроу, – и ее рыцарь тоже.

– Я все еще не понимаю, почему вы так не любите парня, который просто-напросто крупный. Ключ-то достала?

Харроу продемонстрировала ключ: серебристо-белый, блестящий, очень простой, с круглой головкой и тремя зубцами.

– Хорошо. – Гидеон покопалась в кармане и выудила брелок. Ключ, немузыкально звякнув, занял свое место рядом с ключом от люка и красным ключом из «Отклика».

– Жаль, что твои шмотки расплавились, – сказала Гидеон.

– Нав, – сказала Харроу медленно и спокойно, как будто еле удерживалась от крика, – помолчи, а? Ты… не совсем здорова. Я недооценила время, которое мне понадобится. Поле оказалось очень злобным, куда хуже, чем говорила Септимус. Оно начало выжигать влагу из моих глаз, и мне пришлось приспосабливаться на ходу.

– А в какой момент оно сожрало твои труселя?

– Нав.

– Я только что чуть не умерла. Дай насладиться моментом.

Гидеон не представляла, как они поднялись по лестнице к люку. У нее осталось странное, похожее на сон воспоминание, будто Харроу гнала ее по длинным кривым коридорам дома Ханаанского угрозами и лаской, не пользуясь при этом магией и одетая только в черный плащ. Порой она задавалась вопросом: может, она таки отдала концы и это такая загробная жизнь – бродить по пустым коридорам с полуодетой пристыженной Харрохак Нонагесимус, которой ничего не остается, кроме как вести себя прилично да еще учитывать, что Гидеон может в любую секунду разлететься ошметками плоти.

Она даже позволила Харроу провести себя к одеялам, служившим постелью. Гидеон слишком устала, чтобы что-то делать. Она легла и чихнула три раза подряд. Каждый чих звенел болью где-то в черепе.

– Прекрати так на меня смотреть, – наконец сказала она Харроу, вытирая кровавую жижу носовым платком, – я жива.