Гибель великого города - [25]
Прошло уже немало времени. Нилуфар молчала. Хэка начала терять терпение. Она ждала, что Нилуфар раскроет ей свое сердце, но та словно окаменела.
Время для Нилуфар остановилось. В голове ее лихорадочно проносились одна за другой тревожные мысли. Но, о чем бы она ни думала, мысли всегда возвращались к дравидской танцовщице.
Как же так? На ее глазах в дом проникла чужая! Она вошла сюда не с протянутой рукой, ища милости. Она шествовала с наглым высокомерием, как хозяйка. И Манибандх с поклоном принял наглые притязания этой женщины.
За что? За что ее так наказывает бог? Теперь она чужая в собственном доме. Ворвался враг, и его спокойствию и дерзости нечего противопоставить. Сохранит ли она какие-нибудь права?
Ее светлые мечты, мечты многих лет, рассеялись, как дым, оставив после себя лишь боль в душе. Как она молила бога, распростершись на земле: «О первый из богов, Озирис! Покажи мне один раз, только один раз, хоть во сне, то, чего я никогда не смогу увидеть в своей жизни».
И она увидела лишь призрачный отблеск счастья, который тут же померк. А теперь? Что осталось у нее? Ради чего стоит жить? Почему ей не хочется умереть? Какая сила привязывает ее к жизни?
Вздумала сравняться с родовитыми женщинами. Она — рабыня! И вчера была рабыней, и сегодня снова станет ею, потому что таково ее предназначение. Знатную женщину не покупают, она сама выбирает того, кому должна принести трепет души своей. Знатная женщина без принуждения принимает обет супружеской верности и милостью всемогущей Изиды сила этого обета побеждает любую невзгоду.
А она? Ползающий в пыли червь, который случайно попал во дворец; он не спорил с мудрецами о боге и судьбе, был равнодушен к тайнам вселенной… Нилуфар казалось, что в теле ее живет тот самый прокаженный, со страшными язвами, которого она когда-то видела в маленькой египетской деревушке. Знатный род! Она не может назвать имени отца, а о матери у нее не сохранилось даже смутных воспоминаний! Должно быть, Нилуфар продали, когда она перестала сосать грудь, а может быть, еще раньше, чтобы не погубить юную красоту матери Нилуфар и не ввести хозяина в убыток, — ведь ему пришлось бы приобрести себе новую наложницу. Как это горько — не помнить ласковых материнских рук! Почему судьба так немилосердна к Нилуфар?
Что скрывалось за словами предсказателей? «Девушка, — говорили они, — ты удивительна. Ты не похожа на других рабынь. Не будет покоя там, где ты будешь жить». Лучше бы тогда ее задушили!
Что делать? В ее иссохшее горло влили несколько капель живительной влаги, а потом снова жажда, — чем она заслужила такую муку? Не вкуси она радости, и сейчас не терзало бы ее душу сожаление о потерянном!
А может быть, напрасно она с таким упорством добивалась положения госпожи? Ведь в ее красоте таилось целое богатство. Разве мало красавиц в услужении египетской царицы? Она без труда попала бы в их число! И разве она не могла бы добыть себе пропитание песенками и танцами в солдатском лагере?!
Нилуфар расхохоталась. Хэка вздрогнула, почувствовав в смехе госпожи невысказанную горечь.
— Нилуфар! Я знаю, ты страдаешь! — сказала она.
— Хэка! — резко воскликнула Нилуфар. — Как можешь ты это знать? Апап никогда не изменял тебе. Такой тревоги не было в твоей душе. Ведь ты, кроме страха, ни чего не изведала в жизни. А меня терзает не страх, а жажда…
Слова эти огорчили Хэку. Она опустила голову и робко проговорила:
— Госпожа!
Словно кто-то ударил Нилуфар в самое сердце. Что это? Ядовитая насмешка? Неужели Хэка осмелилась пустить отравленную стрелу в Нилуфар, мстя ей за высокомерие? Нет, Хэка прежде высказала бы ей все свои упреки и обиды.
На глаза Нилуфар навернулись слезы. Сознание бессилия острой болью пронзило сердце. Руки ее сами собой протянулись вперед, словно желая удержать то единственное, что у нее еще оставалось.
— Хэка! — воскликнула Нилуфар. Больше она ничего не могла произнести, да и не было нужды в словах. Губы ее дрожали, теперь у нее не было сил сдержать себя.
— Нилуфар! — дрогнувшим голосом сказала Хэка. — Нилуфар!
Подруги обнялись. Прильнув друг к другу, они рыдали, освобождая сердце от боли, — начало радости и конец горя всегда проявляются одинаково.
Глава шестая
Праздничное веселье бурлило на улицах великого города. Ни минуты отдыха не знали проворные купцы, раскладывавшие перед женщинами самые изысканные товары. Сегодня их ждали сказочные барыши. Сновали в толпе продавцы ароматных прохладительных напитков, держа в руках причудливые сосуды, украшенные многоцветной эмалью. Весело напевая, предлагали свой душистый товар девушки-цветочницы, увешанные венками. Нарядные юноши заигрывали с ними, и те отвечали манящими улыбками. Тут и там виднелись крикливые толпы нищих — непременных спутников богатства.
Дома принарядились. Вдоль стен и через улицы протянулись цветочные гирлянды. Воздух был полон благовониями. Блестели на городских красавицах заново отполированные к празднику украшения из слоновой кости и золотые браслеты, яркими бликами играли коралловые ожерелья. Сегодня был день встреч влюбленных. По обычаю, в этот день невестки могли обманывать своих свекровей, а дочери — матерей. Всюду слышались задорные песни.
