Гибель «Русалки» - [2]

Сэмюель Мили / Эштон Фолкс,

20 июня 1820 года».

«Чертовски любопытно», – подумал Ланс, раскрывая заплесневелую тетрадь в кожаной обложке. На форзаце вновь оказались два имени, написанные точно так же: «Сэмюель Мили / Эштон Фолкс: Его / их дневник».

Склонившись над тетрадью, Ланс начал читать. Почерк был неразборчивый, в повествовании случались большие пропуски, однако живость изложения свидетельствовала о природной одаренности писавшего. Почти до самого конца имя Эштон Фолкс не упоминалось.

«Я, Сэмюель Мили,  – читал Ланс, – и Джекоб, мой младший брат, родились в задней комнате таверны, что у Старого Причала в Уоппинге. А может, и не там… Но скорее всего, в Уоппинге, потому что мне было не больше семи-восьми лет, когда я начал скитаться по Лондону, таская за собой своего братишку, в поисках места, где можно было бы выпросить или украсть еду для нас обоих, и единственное, что я помню, это сам Причал, а не таверну и не прилегающий к ней квартал. Я родился, по собственным приблизительным подсчетам, году в 1760-м, а Джейк – в 1762-м. Мы считали себя сыновьями Денниса Мили, всю жизнь бывшего бродягой, пьяницей и мелким вором. В 1764 году, когда мне было четыре, а Джейку не больше двух, он пытался совершить грабеж на большой дороге, но неудачно, и в результате кончил жизнь на виселице в Тайберне. Был ли он в действительности нашим отцом или нет, так и осталось неизвестным, поскольку наша мать, которая бросила нас вскоре после рождения Джекоба, тем самым дав мне право говорить так откровенно, была прислугой в таверне и обычно пополняла свои скудные доходы способом, наиболее доступным для женщин такого сорта. Надо ли говорить о том, что подобное занятие едва ли способствовало выяснению истины в деликатном вопросе отцовства. Не исключено, что она выбрала Денниса Мили из всех равноценных кандидатов уже после того, когда довольно эффектная кончина придала его образу некое зловещее величие…»

Ланс усмехнулся: «Надо же, до чего откровенный тип! Хотя ирония здесь малоуместна».

Он читал дальше:

«Моя первая честная работа, хотя, по правде говоря, она была не намного лучше моей предыдущей профессии – попрошайки и вора, – состояла в том, что я таскался по улицам Лондона с продувной бестией Хирамом Хенксом, который, обнаружив мою природную способность к имитации, научил меня развлекать толпу ради брошенных кем-нибудь полпенни, подражая разным известным людям вроде Чарльза Таунсенда, чей налог на чай привел к Бостонскому чаепитию[2], и, таким образом, способствовал рождению новой счастливой нации. Среди других моих героев были: лорд Норт, премьер-министр, Чатем, знаменитый виг[3], и Чарльз Фокс, лидер парламентской оппозиции. В узком кругу я также часто имитировал короля Георга III, но мистер Хенкс был слишком умен, чтобы позволить мне делать это на публике…»

Еще один пропуск, но Ланс Фолкс, не обращая на него внимания, читал дальше. Что это была за история!

«В начале 1775 года Джейк и я поступили на службу, как это ни удивительно, в дом графа Блумсбери. Это стало возможным благодаря моему совершенному владению языком и манерами благородных сословий и прекрасным рекомендациям, которые я купил у одного безработного, мастера подделывать разные документы, временно пребывавшего вне своих привычных апартаментов в ньюгейтской тюрьме. Всем сердцем хотел я прожить в тепле, чистоте и комфорте остаток своих дней. Но этому не суждено было случиться. В 1777 году мы были уволены за кражу, в которой я был совершенно неповинен, поскольку слишком ценил свое положение, чтобы рисковать им ради нескольких пенсов, шиллингов или даже фунтов. Я полагал, что и Джейк был обвинен ложно, но брат, уличный мальчишка до мозга костей, вскоре признался мне, что украл он…

А вот что было дальше: банда вербовщиков похитила нас и мы были зачислены матросами 1-го класса на службу во Флот Его Величества. Это случилось вскоре после нашего возвращения к обычным занятиям. Во времена моей юности жизнь моряка королевского флота напоминала в лучшем случае чистилище, а в худшем – ад, вот почему, когда наш корабль бросил якорь в устье Темзы в декабре 1779 года, мы сбежали и сразу же оказались вне досягаемости властей, нанявшись матросами на «Русалку», торговое судно, плывущее в Вест-Индию, где мы собирались улизнуть с корабля и таким образом навсегда распрощаться с Англией…»

А затем он пришел, этот день: 8 апреля 1780 года у берегов Южной Каролины, точно в 8 часов утра. Тот день, когда случилось чудо: Сэмюель Мили поймал свою мечту двумя мозолистыми руками и облек ее в плоть.

Повествование оживилось. Новые детали, речи, произносимые невольными актерами, играющими в нескончаемой драме жизни Сэма, описания места и действия – все это было образно, ярко и вполне завершение Ланс перечитал все записи от начала до конца четыре раза. Он сидел здесь, в своем доме, но его воображение целиком было во власти прочитанного. Стены его кабинета куда-то исчезли, кругом было море, над ним – небесная ширь, и он, Ланс Фолкс, был там, вместе с людьми того давно прошедшего времени, он видел все их глазами и жил их жизнью…