Гибель постороннего - [8]

— А сколько вы? — спросил Гриша.

— Тысячи хватит? — предложил Кузьмин. — Или мало?

— Хватит.

Подошли к высокому строению, с его плоской крыши свисали черные сосульки подтаявшей смолы. За складом началась каменистая дорога с высокими грядами засохшей грязи вдоль обочин. Отсюда студентам стала видна небольшая стройка. Из котлована поднимались щиты опалубки, под навесом лежали бумажные пакеты с цементом, несколько человек возилось возле бетономешалки. Там работала шабашная бригада.

— А что будет? — спросил Гриша у Дзюбы.

— Одолжили людям бетономешалку, сейчас заберем обратно.

— Привет, ударники! — сказал Стерин шабашникам. — Пора долги возвращать. — Гляди, полфундамента залили, молодцы!

Он поискал взглядом бригадира.

Маклаков, черноволосый рослый человек, нес на плече мешок с цементом, исподлобья смотрел на Стерина.

— Ну чего? Душить нас пришел? — Маклаков сбросил мешок и отряхнул руки.

— Самим нужна, — объяснил Стерин.

— Чего вам не терпится? Обождите денек-другой. У вас цемента с гулькин нос.

— Чужое отдавать надо, — заявил Гриша. — Нам время дорого. Мы приехали сюда не сено косить, а выпить и закусить!

— То дело хорошее, — согласился Маклаков. — А ты, малый, тяжелее ложки что-нибудь поднимал?

— Ты его не обижай, — улыбаясь, сказал Стерин. — Что слышно с материалами?

— Вообще-то могу обрадовать, — сообщил Маклаков. — Но до завтра оставишь мешалку?

— Так что с материалами?

— Точно слышал, скоро придут баржи. Оставляешь агрегат?

— Можно, — согласился Стерин. — Дай бог, чтоб скорей пришли.

К вечеру стало известно, что бригада Воронова успела больше всех, уложила первые венцы будущей школы. Другие смогли меньше. Ярош проковырялся в траншее для теплотрассы, открыв на метровой глубине вечную мерзлоту. Железняк тоже промучился, роя котлованы фундаментов.

Комиссар Абакумов прикрепил к дощатой стене столовой листок. «Молния»! «Бригада Петра Воронова первой среди всех бригад отряда „Искра“ начала практическое строительство объекта — поселковой школы. Мо-лод-цы!»

Абакумов поглядел на окошко выдачи. Поварихи Медея и Нина, обе в белых косынках и легких халатах, накладывали в миски кашу.

— Медея, твой друг сегодня отличился, — с застенчивой улыбкой сообщил комиссар. — Мы выпустили «Молнию».

— Кто это? — подняв красивые черные глаза, удивилась девушка. — У меня все друзья.

— Воронов, — сказал он. — Хочешь посмотреть?

— Подожди, — Медея вышла через маленькую дверь, прочитала листовку и пожала плечами. — Что такое «практическое строительство»? Другие делали теоретическое, да?

— Школа уже существует. Разве не ясно? Стены на три венца подняты.

— Ну и что? — спросила Медея и ушла на кухню.

Она открыла дверь, попала на яркий свет, и на миг халат просветился. Абакумов увидел контуры ее тела. Дверь закрылась.

Комиссар вышел, отыскал взглядом Воронова и, как будто впервые, внимательно рассмотрел его.

Тот, чуть прихрамывая, прохаживался перед своими людьми и, жестикулируя, что-то рассказывал. Абакумова почему-то поразило, что студенты слушают его, точно заранее готовые засмеяться. Но лицо Воронова с широким, крепко очерченным ртом и выпуклыми глазами было едва ли оживленнее обычного. Было видно, что этот человек привык к тому, что его слушают. Красавцем его трудно было назвать, потому что в общем впечатлении, которое он производил, преобладало чисто физическое ощущение мощи. Как ни странно, хромота лишь подчеркивала это ощущение, придавая походке Воронова стремительность и, как подумал Абакумов, хищность.

На ужин опоздала бригада Стерина, она перевозила бетономешалку и устанавливала ее на новом месте.

Ужинали наскоро, ели остывшую гречневую кашу, заправленную свиной тушенкой.

В углу музыканты настраивали электрогитары, и динамики время от времени потрескивали, точно улавливали грозовые разряды.

Вечер был светлый, спокойный и теплый. Стерин сидел напротив двери и видел чистое небо.

— Смотри! — Кузьмин показал на лист бумаги в простенке.

— Трескай, — ответил Стерин. — Ничего особенного.

Эту скороспелую листовку он уже заметил, как успел заметить и недовольный взгляд Данилова. Стерин отодвинул пустую миску, выпил холодного чая и вышел из-за стола.

— Кажется, ты хочешь мне что-то сказать? — спросил он Данилова.

— Да нет, — ответил Данилов. — Ничего…

— Если что-то не нравится, лучше говори прямо. Не обижусь.

— Пока терпимо, — сказал Данилов. — Я ведь не думаю, что ты начнешь мне палки вставлять в колеса…

— Хорошо, мы с тобой как-нибудь поладим, — произнес квартирьер. — Я боюсь, что ты со своими же однокурсниками не сладишь. Эта «Молния» задевает Яроша и Железняка. Они не виноваты, что у них вечная мерзлота. Поторопились шуметь. Успеху вороновской бригады грош цена. У него лучшие условия, всем же это ясно.

— Конечно, можно без «Молний», без оркестра, без флага, — сказал Данилов. — Будем вкалывать, как и вкалывали. По сути, мы приехали вкалывать, жрать и спать. Для стройки безразлично, как мы живем. Только для нас самих небезразлично.

— Ты все это правильно говоришь. А делаешь неправильно. В тебе могут увидеть пустобреха.

…Работа для Гриши казалась скучной. Его поставили к бетономешалке, чтобы он включал и выключал ее. Готовый бетон, булькая и шипя, выливался в кузов самосвала. Студенты снова наполняли мешалку цементом, гравием и песком, и Гриша включал рубильник. Ребята не успевали передохнуть. Труднее всего приходилось, по-видимому, Антону Дзюбе. Когда он нес носилки, то сильно раскачивался влево и вправо, откидывал назад свое несильное длинное тело. Казалось, шедший впереди Стерин тянет за собой и носилки и Дзюбу. Сухощавое лицо Дзюбы было напряжено. Опорожнив носилки, он на мгновение закрывал глаза. Остальные парни были намного крепче, но они словно не замечали, что их товарищу трудновато.