Гибель отложим на завтра. Дилогия - [250]

Элимер почти против воли отвел взгляд в сторону, плотно сжав губы. Он не знал, что делать дальше. Существовало две дороги: первая — самая привычная — впасть в холодный гнев из-за дерзости подданного, вторая — сказать Видольду, что он, кхан, был неправ. И оба варианта казались Элимеру одинаково глупыми. Если гневаться, то значит, вообще не стоило приходить. Сказать, что ошибался — значило признать, будто телохранитель правильно сделал, отпустив Шейру.

— Ты бы хоть поднялся, что ли, — бросил он, — все же перед тобой Великий Кхан.

— Ну, не такой уж и великий, — хохотнул воин.

— Не пытайся дразнить меня. Не затем я здесь, чтобы пререкаться.

— Как можно, Кхан, дразнить тебя? Даже и не думал. Я все услышал и понял. Ты меня освободил. Спасибо тебе. Можешь идти.

Элимер почувствовал, как гнев вновь берет над ним власть, но снова сумел справиться с собой, ведь он понимал, что Видольд специально выводит его из себя. Должно быть, пытается таким образом отомстить за пленение.

— И тебе не любопытно, почему я переменил решение?

— Нет. Я и так знаю.

— И?

— Что «и»? Скучаешь ты по старому доброму Видольду-Ворону, вот и вся причина. Тебе ж, наверное, тошно одно раболепие вокруг видеть. Правда, я думал, ты быстрее придешь. Эх, проклятая самонадеянность! — он хлопнул себя по колену и опять приложился к бутылке.

Элимер молчал, не в силах придумать, как отреагировать на подобную наглость. Видольд, прищурившись, с интересом посматривал на него.

— Я освобождаю тебя, потому… — все же выдавил из себя кхан, но договорить не успел, телохранитель прервал его небрежным взмахом руки.

— Да знаю я, знаю. Нелегко же друзей-то казнить да в застенках держать. А положение обязывает. Ну, сочувствую. Давно уже говорил, это не ты престолом владеешь, а престол — тобой.

— Да с чего ты взял, что ты друг мне?! — воскликнул Элимер. — У меня не может быть друзей, только подданные.

— Ну да, ну да. А чего ж ты тогда здесь стоишь да придумать пытаешься, как одновременно и лицо сохранить, и прощения попросить.

— Да в своем ли ты уме?! — прошипел кхан. — Какое прощение? Это ты должен умолять о нем!

— Если так считаешь, прикажи казнить. Покарай за наглость и неповиновение.

Видольд вдруг легко вскочил на ноги и — удивительно! — ни в глазах, ни в голосе, больше не замечалось и толики пьяного дурмана. Словно мужчина выпил не три бутыли рома, а три кувшина чистой воды.

— Чего ты добиваешься, Видольд?

— Я? Ничего. Это же ты пришел меня освобождать. Ну, освободил. Ну, спасибо еще раз. Чего еще-то?

— А что ты думаешь делать, когда выйдешь отсюда?

— Да Ханке его знает! Ты, Кхан, видать полагал, что освободишь меня, а я так в благодарности и рассыплюсь? Нет уж, раз пришел, говори то, о чем на самом деле мыслишь.

Что содержалось в этой простой фразе, Элимер так и не понял, но стоило ее услышать, как с ним произошло что-то доселе незнакомое. Словно упали все преграды, словно рухнули тысячелетние стены, словно застоялая вода прорвала запруду и побежала, освобождая место чистому и прозрачному потоку.

Словно тело перестало повиноваться — он ударился затылком о стену, до боли сжал руками голову и сполз вниз.

— Я не знаю, — сдавленно заговорил, — мне страшно, Видольд. В меня словно вселился кто-то. И этот кто-то требует новых, и новых, и новых жертв, толкает меня куда-то. Куда — я не знаю. Что осталось от меня? Где я? Кто я? С тех пор как пропала Шейра, в моей жизни не осталось радости. Я оживший мертвец. Я схожу с ума. Я забываю, что было вчера, а иногда из памяти выпадают целые дни и сутки, и я пытаюсь вспомнить, что делал, и не могу. И тогда мне просто становится все равно — все живы, смотрят на меня не более странно, чем всегда, — значит, ничего страшного я не натворил. И с каждым днем меня все больше и больше волнует только один человек — мой проклятый брат. Мой проклятый брат, который исчез! И это волнует меня даже больше, чем исчезновение Шейры и Таариса, понимаешь? Ты представляешь? Я чувствую себя предателем. Во мне какая-то пустота и жажда убивать. И больше ничего. И я не знаю, что мне делать дальше… — он запнулся и тихо добавил. — И да, мне действительно тебя не хватает.

Видольд ни разу не прервал его. Он сел рядом, прислонился к стене и, не издавая ни звука, выжидал, пока кхан не выдохнется. И лишь потом произнес:

— Хорошо.

— Что хорошо?

— Ну, что сказал все это. Не мне — себе самому.

— И?

— Значит, еще можешь победить этого твоего… Ну, кто там у тебя внутри завелся?

— Откуда тебе известно?! — Элимер выжидающе уставился на Видольда, а тот усмехнулся:

— Ну, ты же пришел. И даже преодолел чувство собственного величия. Мне всегда нравилась сила твоего духа.

— Если бы ты был прав… — отозвался Элимер.

Видольд рассмеялся и, в притворном замешательстве, протянул:

— Хм, ты бы это… поднялся на ноги, что ли? Как-то непривычно тебя в таком состоянии видеть. Ты же все-таки Великий Кхан.

— Ты вроде утверждал, что не такой уж и великий, а? — ответно усмехнулся Элимер, встал и огляделся вокруг, словно удивляясь, как здесь оказался. Вслед за ним поднялся и Видольд.

— Ну, ошибся, Кхан, извиняй. Я ж горец необразованный, ты же знаешь. А хмель меня и вовсе головы лишает.