Гибель отложим на завтра. Дилогия - [164]

Элимер вскочил на кровати, скинув голову Шейры со своего плеча. Впрочем, айсадка тоже проснулась, стоило ей услышать шум.

Что-то страшное должно было произойти в Отерхейне, если его осмелились потревожить среди ночи! На пороге стоял растерянный стражник с факелом, а подле него тяжело дышал человек в запыленной, грязной одежде.

— Кто такой? — рыкнул Элимер. — Как смеешь врываться? На нас напали?

— Нет, повелитель, — незнакомец покачал головой.

— Тогда у тебя есть иная причина для подобной наглости?

Элимер не понимал, что происходит. Если не война заставила подданных тревожить кхана, тогда что? Скоро, впрочем, он это выяснит. Судя по одежде и внешнему виду, стоящий перед ним человек — один из серых странников.

— Причина имеется, мой Кхан, — ответил он.

— Хорошо. Ступай в библиотеку, я сейчас подойду.

Как только серый со стражником вышли, Элимер зажег свечу, метнул на Шейру встревоженный взгляд, получил в ответ такой же, затем быстро оделся и вышел.

— Меня называют Илнир, повелитель. И у меня плохие вести, — он стоял в дальнем углу библиотеки и выглядел немного спокойнее, чем когда ворвался в покои повелителя.

— Говори.

— Царица Илиринская — Лиммена — умерла.

— Что здесь плохого? Новость замечательная! — воскликнул Элимер. — Латтора и Марран уже приняли власть?

Илнир заметно смутился и заволновался:

— Нет, повелитель. На трон взошли племянница Лиммены — Аззира, и ее муж — бывший раб.

— Это похоже на переворот, — озадаченно протянул кхан. — И как отреагировала знать на то, что правитель — раб? Мне доносили, что Аззиру выдали за него, чтобы лишить возможности стать царицей.

— Так и есть, повелитель. Но он оказался не обычным рабом, — Илнир заволновался еще сильнее, и Элимер понял: серый о чем-то не договаривает, словно старается подготовить к какой-то страшной вести.

— Хватит полунамеков, — процедил он. — Говори как есть!

— Слушаюсь, мой Кхан. Раб этот… — Илнир остановился на полуслове, судорожно сглотнул, а затем на одном дыхании выпалил:

— Это твой брат. Аданэй.

Часть 2 Гибель отложим на завтра 2

«И битва была, и померкло светило

За черной грядой облаков

Не знал я, какая разбужена Сила

Сверканием наших клинков»

Сергей Калугин «Рассказ Короля-Ондатры о рыбной ловле в пятницу»

«Радуйся, я слышу крылья смерти»

Лиммена умерла в конце весны, когда земля Илирина Великого возрождалась, ненасытно впитывая любовь юного солнца.

Рассветное марево полнилось дыханием расцветающих деревьев, но в покоях умирающей повелительницы, которая уже не вставала с ложа, ничто не напоминало о благоухании природы. Лиммена приказала закрыть и занавесить окна, она говорила, что не в силах видеть цветущее великолепие, слышать ароматы и понимать, что это последняя в ее жизни весна.

«Лучше я не буду знать о времени, лучше я останусь вне времени», — сказала она.

Лиммена могла принять яд и не мучиться. Когда-то, в ожидании своей неминуемой гибели, она так и собиралась поступить. Но теперь многое обстояло иначе.

Она лежала на промокшей от пота простыне, постоянно принимала маковые капли, которые должны были избавить от боли, но отчего-то лишь немного притупляли ее. Лиммена лежала и, не отрываясь, вглядывалась в лицо любовника, крепко, до хруста в костях, сжимая его руку. Она смотрела так, словно собиралась увести его с собой, в мир теней.

Из-за него — Аданэй знал, — именно из-за него женщина не выпила яд. Она готова была продлить собственные мучения, лишь бы видеть Айна дольше, лишь бы не расстаться с ним раньше времени. Если раньше Лиммена стеснялась, когда Айн становился свидетелем ее болезненных приступов, то теперь она с детской настойчивостью требовала, чтобы он не отходил от нее ни на минуту. Больше в палатах не осталось никого, царица выгнала всех, кто пришел к ней с визитом и словами поддержки. Даже собственную дочь она попросила уйти, отговорившись тем, что Латторе слишком тяжело видеть медленное угасание матери.

Душная тишина, прерываемая лишь сиплым дыханием и сдавленным шепотом Лиммены, угнетала Аданэя, заставляя забыть, что на улице весна, он сам здоров и молод, а Илирин Великий скоро раскинется у его ног. Казалось, будто он вместе с царицей уже на пороге призрачного мира, будто она утянула его за собой.

— Мой Айн, — шептала она, то и дело прерываясь из-за боли, — мой единственный бог, единственное, что мне жалко терять в этом мире, единственное мое счастье.

Аданэй не знал, что ответить. Продолжать лгать, наблюдая эту любовь пред лицом смерти, казалось кощунством, но не лгать было еще более жестоко. Потому он неловко гладил Лиммену по волосам и что-то успокаивающе бормотал.

Умирала она долго и тяжело. Но, несмотря на это, Лиммена могла уйти из жизни почти счастливой, зная, что до последнего вздоха с ней рядом находился тот, кого она любила. Если бы ее грубо не лишили этой последней радости.

В хмуром свете лампады, за плотно занавешенными окнами, не пропускающими даже проблеска дневного света, не удавалось определить то время суток, когда дверь распахнулась, и на пороге появились трое: Ниррас, Гиллара и некая девица — Аззира, его жена, как скоро понял Аданэй. На секунду ему почудилось, будто за их спинами мелькнула и юркнула в угол чья-то тень, но потом он решил, что ему привиделось из-за неверной пляски огня на стенах.