«Гестапо-Мюллер». Карьера кабинетного преступника - [4]
Мюллер был не «вождем от бога», как Гитлер, он не обладал ни демагогическими способностями, как Йозеф Геббельс, ни интеллигентностью Вернера Беста, считавшегося интеллектуалом РСХА. Основными личностными качествами баварского полицейского служащего были неслыханное тщеславие и связанная с ним жажда власти[49]. При этом у него была мысль сделать карьеру не на политическом поприще (как Гейдрих и Гиммлер), а на государственной службе. Он явно хотел противопоставить себя отцу, который, занимаясь церковными делами, хотя и мог прокормить семью, но не сумел достигнуть чего-то большего[50]. Историк Эдвард Кранксхау видел в Генрихе Мюллере «прототип неполитического функционера, влюбленного в собственное могущество, стремящегося наверх, отдавая себя служению государству […]»[51].
Служащий гестапо Генрих Мюллер, прошедший путь от помощника в канцелярии до шефа криминальной полиции рейха, был «бюрократ по профессии». Его интеллигентность, прилежание и превосходная память, удивлявшая всех сотрудников, пригодились ему при работе в гестапо. Ему не были чужды такие черты прусского характера, как любовь к порядку, чистоте и неподкупность. Его феноменальную память отмечал также Геттл: «он мог сразу же назвать имена даже незначительных агентов в каком-нибудь далеком городке за границей»[52].
О его прилежании свидетельствует тот факт, что в 1923 г. он, в частном порядке, наряду с работой ассистента в канцелярии, учился и получил свидетельство о среднем образовании. Как прагматично мыслящий человек он, будучи уже шефом гестапо, взвешивал все «за» и «против» каждого дела. Однако было бы неправильно утверждать, что Мюллер был только бесчеловечным карьеристом.
Несмотря на свою лояльность по отношению к государству и беспрекословное подчинение вышестоящим, он был одним из тех, которые время от времени спорили с самими Гейдрихом и Гиммлером[53]. Товарищество и корпоративный дух имели для него большое значение. Так, например, согласно рассказанному его бывшим другом Фридрихом Панцингером[54] случаю, Мюллер вступился за солдата охраны СС, наказанного Гиммлером четырьмя неделями заключения в темном карцере. Он достал свидетельство окулиста, в котором было указано, что при долгом нахождении в темноте у солдата может развиться глазная болезнь. После вмешательства Мюллера наказание было заменено обычным арестом[55].
Внешне шеф гестапо вообще не соответствовал представлению Гиммлера о чистокровном арийце как о голубоглазом богатыре-блондине. Его данные — рост 170 см, карие глаза[56] — не могли оставить благоприятного впечатления у рейхсфюрера СС. Если верить массажисту Гиммлера Феликсу Керстену, темный цвет глаз являлся для фюрера СС свидетельством неполноценности[57]. Сущностью истории Европы была для Гиммлера постоянная борьба темных, низших рас с немецкой господствующей расой.
Даже баварское происхождение Мюллера не помогло ему наладить доверительные отношения с Гиммлером. Темноглазые и темноволосые баварцы создавали рейхсфюреру СС большие трудности[58].
Одно время у Генриха Мюллера была интересная стрижка. По окружности он был подстрижен наголо, только впереди был оставлен пучок волос, разделенный посередине пробором[59]. В свое свободное время он занимался видами спорта[60], требующими большой концентрации; во время двухнедельного годового отпуска он ездил чаще всего к себе на родину или в Бозен для занятия альпинизмом, где он также посещал своего друга Карла Бруннера[61]. Мюллер был полностью поглощен работой: он проводил 11–12 часов ежедневно в своем бюро и даже после ужина он садился за письменный стол. Как Гейдрих и Эйхман, игравшие на скрипке, Мюллер был очень музыкален, вечером играл на пианино и рисовал, если позволяло время[62]. Кроме того, он страстно любил играть в шахматы. Адольф Эйхман встречался еженедельно с другими ответственными работниками и друзьями Мюллера[63] в его доме для игры в шахматы.
«Я постоянно проигрывал […]. У Мюллера была определенная тактика; ему доставляло дьявольское удовольствие поддаться мне в начале партии так, что я чувствовал себя победителем и начинал играть неосмотрительно, и вдруг, неожиданно, поставить мне мат[64]». Даже позже, незадолго до падения Берлина, внешне казалось, что происходящие события не вывели его из равновесия. В то же время можно сказать о том, что его внешне кажущееся спокойствие в связи с развалом третьего рейха не отражало его настоящего расположения духа. Страстный курильщик, который не отказывался от алкоголя на общественных приемах и в других случаях, страдал расстройствами желудка на нервной почве
