Гессенская волчица - [81]

Учебные заведения Финляндии были поставлены под бдительный контроль жандармов, а все неблагонадёжные преподаватели подлежали увольнению. Отменено существовавшее положение, что преподавателями истории могли быть только лица лютеранского исповедания.

Но не эти драконовские меры больше всего возмутили финнов. Манифест лишал Финляндию собственной валюты и таможенных границ.

Тем самым «Январский манифест» посягнул на самое святое, что было у финнов… Он положил конец той таможенной «вилке», благодаря которой сырьё, закупаемое в Империи по «внутренним» ценам, перепродавалось в Западную Европу по ценам европейским, естественно, безо всяких пошлин в имперскую казну. А 80% финляндского экспорта было ориентировано именно на Западную Европу. Фактически Финляндия была той огромной дырой, сквозь которую мимо русской казны уходили миллионы рублей.

Войдя в состав Российской Империи, Финляндия получила право на самостоятельное ведение торгово-таможенной политики, которое реализовывалось учреждением особых таможенных тарифов в торговле с зарубежными странами. Как правило, таможенные пошлины по финляндскому тарифу существенно отличались об общерусских, а в некоторых случаях Финляндия осуществляла абсолютно беспошлинный ввоз из-за границы необходимого сырья, материалов и орудий производства.

Именно вот эта маржа и обеспечивала Финляндии экономический рост и благосостояние граждан. Обеспечивала Финляндию в ущерб всей Российской Империи. И вот теперь всё рухнуло.

Буквально через два дня, 17-го апреля, в Гельсингфорсе стихийным образом был созван Сейм Великого Княжества Финляндского. Хотя, согласно существовавшим законоположениям, Сейм мог созываться только российским монархом, на сей раз инициаторами были бывший финский сенатор Мехелин и вазаский губернатор генерал-майор Шауман.¹⁶⁰

Самозваный Сейм начал заседать в Рыцарском доме на Ридар-гатан, принимая многочисленные резолюции, в которых монотонно рассуждалось о «маленькой культурной Финляндии, насильственно вырванной варварами из дружной семьи европейских народов».

Генерал-губернатор Шереметев был растерян и не знал, что нужно предпринимать в сложившейся ситуации.

Лео Мехелин, которого избрали ландмаршалом Сейма, призвал к сбору подписей к Императрице Александре против положений «tammikuun manifesti».¹⁶¹

Финские газеты пестрели статьями и статейками о «русских свиньях, не читавших даже Калевалу».

* * *

Заседание Комитета Государственной Обороны началось в библиотеке Зимнего дворца 18-го января с утра, ровно в 8 часов.

Председатель Комитета Великий Князь Сергей Александрович и Великий Князь Александр Михайлович, председатель Комитета министров граф Игнатьев и генерал-адмирал Великий Князь Алексей Александрович, председатель Государственного Совета генерал-фельдцейхмейстер Великий Князь Михаил Николаевич и министр внутренних дел граф Воронцов-Дашков, генерал-инспектор кавалерии Великий Князь Николай Николаевич и министр финансов Плеске, военный министр Пузыревский и начальник Главного штаба Лобко, управляющий Морским министерством Ломен и начальник Морского Главного штаба Дубасов.

Двенадцать высших сановников в самых разных мундирах, сверкающих орденами, погонами и эполетами, все они собрались в ожидании Императрицы. Александра Фёдоровна вошла в библиотеку, поздоровалась на ходу и предложила всем присаживаться.

Усевшись в кресло, Александра Фёдоровна выдержала небольшую паузу и обратилась к присутствующим:

– Господа! Все вы знаете, что вчера произошло в Гельсингфорсе. Наши финляндские подданные встали на путь открытого неповиновения и мятежа. Прискорбно осознавать, что среди бунтовщиков оказались не только представители простонародья, но и лица, обличённые нашим Высочайшим доверием. В связи с этим прошу высказать мнения, как следует поступить с теми, кто посмел выступить против существующих устоев и самодержавной власти.

Генерал-адмирал ответил первым:

– Ваше Величество! Законоположения относительно Финляндии создавались не за один день. Такое решительное их разрушение, которое было сделано Манифестом пятнадцатого января, не могло не вызвать протестов и возмущений. На протяжении почти девяноста лет мы мирно жили с финнами, и если бы не такие поспешные перемены…

– Ваше Императорское Высочество, – вклинился граф Игнатьев, – работа по созданию общего законодательства для Империи и Великого Княжества была начата ещё в 1891 году Особым совещанием под председательством покойного Бунге. И события последнего года показали, что эти начинания были абсолютно верными. Мы не можем больше терпеть ситуацию, когда русская полиция лишена возможности арестовать злоумышленников на финляндской территории.

– Николай Павлович, Вы снова надеетесь на силу штыка и пули? – язвительно спросил Алексей Александрович.

– Я, Ваше Высочество, привык полагаться на силу разума… Но ежели кому-то трудно понять очевидное, тогда да, наступает время штыка и пули…

– Я прошу всех вернуться к проблемам Финляндии, – перебила спорщиков Императрица.

Сергей Александрович встал и заговорил:

– Ваше Величество! Невозможно воспринимать события в Гельсингфорсе, как простой бунт. Случилось немыслимое. После декабря 1825 года впервые против самодержавной власти открыто выступили лица, которым русским Государем были дарованы высшие воинские чины.