Гессенская волчица - [61]

Разговор перешёл в мирное русло. Более двух часов они беседовали и, хотя лакеи потом рассказывали, что очень часто из кабинета доносились крики Гневной, в конце концов, все четверо пришли к согласию. Вывод был таков – Цесаревич Георгий слаб здоровьем и потому наследовать престол не в силах. А потому он должен отказаться от прав наследования, уступив таковые младшему брату Михаилу.

Через неделю Императрица получила от Георгия Александровича прошение на Высочайшее имя с отказом от прав на престол и просьбой передать права на наследование престола Великому Князю Михаилу Александровичу.

Манифестом 1-го декабря 1895 года Великий Князь Михаил Александрович был объявлен Наследником. Георгий Александрович, сохранивший титул Цесаревича, оставался жить в Аббас-Тумане, где для него строилась роскошная резиденция.

Первый кризис в отношениях между Аликс и Марией Фёдоровной завершился внешне благополучно, но сам ход событий подсказывал, что всё ещё впереди, и что две царицы ещё не раз схлестнутся между собой.

Глава 18

Александра Фёдоровна слушала очень внимательно, внимая каждому слову графа Воронцова-Дашкова. Илларион Иванович докладывал об успехах и неудачах своего ведомства по искоренению крамолы. Граф не любил все эти новомодные слова, «революция» или «социалисты», предпочитая всё это именовать одним словом – «крамола». И вот сейчас он, изредка заглядывая в текст доклада, рассказывал Императрице и присутствовавшему канцлеру графу Игнатьеву, как много удалось сделать за прошедшее время.

– Новые правила о евреях были приняты как нельзя вовремя, Ваше Величество, – заметил министр внутренних дел, переворачивая лист доклада. – Произведённые аресты и дознания показали, что евреи не сидели, сложа руки, а уже приступили к созданию тайных сообществ, направленных против престола.

– Это новые бомбисты, Илларион Иванович? – спросила Императрица.

– Нет, Ваше Величество, это всякого рода смутьяны, которые поставили перед собой задачу возбуждать народ к действиям бунтовщического характера. Они не готовят бомбы и никого пока не убивают, но систематически и целенаправленно ведут работу, в первую очередь, среди еврейских рабочих и мастеровых. В мае нынешнего года в Вильно они умудрились устроить собрание, на котором выступил их предводитель Юлий Цедербаум, которого также именуют Мартовым. Этот мерзавец пытается внушить еврейским рабочим и ремесленникам, что они наиболее гонимые и бесправные, и потому им необходимо объединяться в тайное сообщество.

Императрица сидела в инвалидном кресле-каталке и делала отметки синим карандашом в записной книжке, иногда задавая министру вопросы по ходу доклада. Рассказав о создании евреями тайных сообществ, Илларион Иванович стал излагать свои мысли относительно дальнейших мер, которые были им намечены.

– Мои предшественники, – сказал он, – проявляли нетерпимое миролюбие ко всем этим болтунам и смутьянам. Подумать только, сочинения господина Маркса и господина Энгельса легально издавали в России. Стоил ли удивляться, что всякие тайные общества и рабочие кружки растут, как грибы. В западных губерниях крамола зародилась из просветительских кружков и стачечных касс еврейских ремесленников и рабочих, и, как достоверно известно, они уже готовились создать особую еврейскую партию. В конце мая я приказал провести аресты. Были арестованы Юлий Цедербаум, Шмуэль Кац, Цемах  Копельзон, Арон Кремер, Абрам Мутник и ещё 78 человек. Все они уже осуждены Виленским военным судом и пойдут по этапу на каторгу. Каждому по десять лет и без права подачи прошения о помиловании…

– Скажите, Илларион Иванович, всё ли делает полиция, чтобы проверить, нет ли связи между арестованными смутьянами и бомбистами, убившими Блаженной памяти Императора Николая Александровича? – вклинился в доклад канцлер.

Граф Воронцов-Дашков отреагировал мгновенно:

– Государыня! Николай Павлович ставит резонный вопрос, и поверьте, что Департамент полиции, охранные отделения, каждый жандарм, все заняты тем, чтобы установить личности тех, кто организовал цареубийство. Увы, пока что результатов добиться не удалось.

– Позвольте, Ваше Величество, – обратился граф Игнатьев. – Я уверен, Илларион Иванович, что нужно не просто арестовывать и отправлять на каторгу явных врагов престола, но нужно густым гребешком пройтись, чтобы вычесать и тайных смутьянов, чтобы очистить Россию-матушку. Не секрет, что в прежние годы многие студенты, разного рода недовольные болтуны, брали участие в студенческих кружках, в демонстрациях, а власти ограничивались высылкой, а потом и вовсе забывали о таких смутьянах. Время то прошло, но кто может поручиться, что в головах и в мыслях у этих деятелей?

Канцлер встал из кресла, ему было мало места. Его хитрые глаза сверкали юношеским задором, говорил он быстро, как будто боялся не успеть высказать свои мысли, и если бы не его французская речь, Императрица просто не успела бы понять, что предлагает Николай Павлович.

– Думаю, имеет смысл брать на заметку каждого, кто хоть раз будет замечен в чём-то противоправительственном, будь то чтение запрещённой газеты или же участие в сходке, – продолжил Игнатьев. – Я знаю, что Департамент полиции ведёт картотеку, но я говорю об ином подходе. Мало завести карточку на смутьяна, следует пристально наблюдать, чем этот субчик дышит, чем он занимается, с кем общается. И если полиция не вполне уверена, что этот смутьян не представляет больше опасности, то всячески препятствовать тому, чтобы такое лицо продвигалось по жизни.