Гэсэр - [8]

А девчонка красива с пеленок».

Как царевне исполнился год,

Начала розоветь, как восход,

И румянцем живым наливаться;

Как второй исполнился год,

Начала лепетать-смеяться;

Как ей семь исполнилось лет,

Расцвела, как весенний цвет,

Стала звонко петь-заливаться;

Как ей восемь исполнилось лет,

Стала в пляске плыть-изгибаться;

Как ей стало десять без малости,

Позабыла детские шалости,

За хозяйством стала приглядывать,

Ко всему свои руки прикладывать,

Золотой разгораясь зарею,

Молодой наслаждаясь порою.

Ей работа казалась забавой:

Указательный палец правый

Подружился-сроднился с наперстком,

С левым глазом сдружилась иголка.

Из кусочка тонкого шелка,—

Ткань была, как ладонь, мала,—

Десять шила она одеяний,

А из тонкой шелковой ткани,

Что не больше пальца была,

Двадцать шила она одеяний —

Для сражений, для славных деяний.

Стала радость дочь доставлять

И Сэсэн-Уган и Сэбдэгу.

Говорили отец и мать,

Что рука к их рукам прибавилась,

Что нога к их ногам прибавилась,

Что помощница-дочь прославилась

И в хозяйстве и в рукоделье,

Что пышнее трава закудрявилась,

Что настало в их доме веселье…

Как чудесный цветок весенний

Средь обычных цветов и растений,

Вырастала Сэсэг-Ногон.

Как подснежник перед весною,

Озаренная новизною,

Расцветала Сэсэг-Ногон.

Расцветала и вырастала,

Несравненной девушкой стала.

Вот идет она и садится,

И движенья так величавы,

Что не могут с нею сравниться

Наливающиеся травы.

Вот встает она и ложится,

И как будто издали слышится,

Что, желая с ней подружиться,

На лужайке трава колышется.

Вот походкою совершенной

По тропе идет-изгибается

И почти тропы не касается,

И тринадцать красок вселенной,

Золотой и благословенной,

Изумляясь, переливаются.

Побежит — и душистая зелень,

Разноцветье долин и расселин,

Мир подлунный, что беспределен,

Заволнуется, заулыбается.

Светом правой щеки просияв,

Затмевает сиянье небесных,

Мощных Западных стран-держав.

Светом левой щеки просияв,

Затмевает сиянье небесных,

Неоглядных Восточных держав.

На сверкающий взглянешь лик —

И рассвета увидишь двойник.

Ты посмотришь на круглую шею —

В восхищенье придешь перед нею,

Скажешь: новый месяц возник.

Ты посмотришь на лоб высокий,

На ее румяные щеки,

На ресницы дивной длины,

На глаза, что черным-черны,

И на косы, что в три обхвата,

И воскликнешь: она — божество,

Что для нашего мира всего

Навсегда драгоценно и свято!

Нет, воскликнешь, она — изваянье,

Излучающее сиянье!

Нет, — горит она белой звездой

Над вселенною молодой!

Нет, — луны и солнца прелестней,

Эта девушка сделалась песней,

И разносится песня широко

По небесным державам Востока,

А для Западных стран и племен

Стала счастьем Сэсэг-Ногон,

Им сияющим издалёка!

Совершенного вида и нрава,

Стала девушка всюду известной,

Как волна, разлилась ее слава

По сверкающей выси небесной,

Над горами и над полями

Загорелась она, как пламя,

Как волшебная песнь, полетела

И земного достигла предела.

Много тысяч небесных бурханов,

От ее красоты поглупев,

Превратились в задир и буянов.

Много тысяч отважных воителей,

Небожителей-повелителей,

Именитых и знатных сыны,

Были вестью возбуждены:

Всех манил их цветок волшебный,

Все друг другу стали враждебны.

Приходил за бурханом бурхан

Из небесных Западных стран,

Шли, красавицу возжелав,

Удальцы из Восточных держав.

Приходили небесные жители —

Их с почетом встречали родители.

Были здесь удалые стрелки

И несметных дружин предводители.

Истомились одни от тоски,

А другие, как дураки,

Сердцу-разуму вопреки

Собирались в кучи и кучки,

В нетерпенье тряслись, как в трясучке.

Богатыри Западных и Восточных небес собираются у Сэгэн-Сэбдэга

И Сэсэн-Уган, и Сэбдэг,

Из веков выбрав лучший век,

Постигая годов череду,

Самый лучший выбрали год,

Самый лучший месяц в году,

На великое пиршество-сход

Пригласили богатырей,

Населявших небесный свод,—

И стрелков, и их главарей:

Были здесь именитые боги,

Что владели дождем и огнем,

И такие, что, духом убоги,

Одурманены были вином,

Что курили до одурения

И шатались от злого курения.

Но совсем рассудок утратили

Многих княжеств завоеватели,

Про свое забыли главенство

И величье своих племен —

Лишь увидели совершенство

Непорочной Сэсэг-Ногон!

Устоять не могут на месте

Воевавшие ради мести,

Усидеть не могут на месте

Побеждавшие ради чести.

Поднимаются сотни желаний

В сердце каждого храбреца,

Закаленные в пламени брани,

Сладострастьем кипят сердца.

Сразу головы всем вскружила,

Всех царевна приворожила,—

И воителей-смельчаков,

У которых широкие плечи,

И прославленных, метких стрелков,

Несравненных в военной сече,

Храбрецов, наделенных величьем,

С толстой шеей и горлом бычьим,

С крепким луком и крепким телом,

С твердой дланью и взглядом смелым,

С крепкой, словно крепость, спиной,

С грудью, что в океан шириной,

С богатырской одеждой-броней,

С боевой кольчугой стальной,

С черноцветной хангайской стрелой,

С серебряными колчанами,

С вороными конями, с булаными,

С неустанными и бодрыми,

С потниками, шелком тканными,

С изогнутыми седлами,

С мечами, что ладно кованы, —

И, царевною очарованы,

То встают они, то садятся,

И в наряде своем боевом,

Похваляются и гордятся

Богатырством и удальством.

Обитатели неба — сыны

Белой, Западной, стороны —

Собрались как единая рать,

Чтобы правую руку поймать,

Чтобы верное слово сказать.

А Восточного неба сыны