Гэсэр - [31]

Он вставал, поднимаясь до звезд.

Хан Сажгай на него смотрит пристально:

Где же кривда его, где же истина?

То охватывал хана испуг,—

По спине его дрожь пробегала,

То в себя приходил он вдруг,

И, казалось, душа отдыхала.

В золотой он бьет барабан,

Северян собирает хан,

Он в серебряный бубен бьет,

Собирает южный народ.

С наступленьем светлого часа

На столах ставят горы мяса

И выносят напитков озера.

Пьют неспешно, едят нескоро.

Восемь дней пирование длится,

Девять дней страна веселится

И едва-едва отрезвляется:

Хорошо на свадьбе гуляется!

Вот и день наступил десятый,—

Хан услышал слово Нюсаты:

«Может лося берцовая кость

Уместиться в малом котле?

Чужеземец, хотя бы и гость,

На чужой уживется ль земле?

Возвращусь я в края родные,

К той воде, что испил впервые.

Вашу дочь снарядите в путь!»

Хан вздыхает, не возражает:

Обещания не вернуть!

Он царевну в путь снаряжает.

Он выводит коня на тропу,

Он коня со звездой на лбу

Драгоценным седлает седлом.

Он сверкающий серебром

Разрисованный дарит колчан,

Дарит стрелы желтые хан

И бухарский лук золотой…

Так Нюсата помчался домой

Со второй прекрасной женой,

С ясноокой Урмай-Гохон.

Был доволен Саргал-нойон,

И утешил сынок Сэнгэлэна

Этой радостью вожделенной.

Как Сопливец-Нюсата стал Абай-Гэсэром

Обладатель двух жен, ни с одной

Соплячок не ложился женой.

От вечерней поры, когда

В серый цвет одеваются листья,

До рассветной поры, когда

Темнота разрывается лисья,

Спал он в юрте, в дальнем углу,

В бычьей шкуре, на грубом полу.

Озадачены, поражены

Две его красивых жены:

«Если мы ему не нужны,

Для чего нас доводит до слез,

Для чего сюда нас привез

Этот оборотень-колдун?

Врозь проводим каждую ночку,

Мы на разных постелях спим.

А приятно ли спать в одиночку?

Для чего связались мы с ним?»

Сумрак падает за крыльцом.

Что Нюсату-Сопливца тревожит?

Только с матерью и отцом

Он в постель своих жен уложит,

Как из юрты выходит прочь,

Где-то бродит целую ночь.

Две красивых его жены

Были страшно поражены.

«Впрямь ли в юрте он спит в углу?

Что ни ночь встает и выходит

Он в таежную черную мглу,

Где-то бродит он, колобродит:

Может быть, во мраке лесном

Занимается колдовством?

Надо путь его проследить.

Как заснет, — привяжем к подолу

Шелковистую тонкую нить:

Только сумрак спустится к долу,

Мы неслышно за ним пойдем»,—

Две жены решили вдвоем,

Отвергая долю девичью.

Серый сумрак сошел с небес,

И под грубую шкуру бычью,

Чтоб заснуть, Нюсата залез.

Две красивых его жены,

Притворясь, что на разных постелях

В сновидения погружены,

Поднялись в непроглядной мгле,

Осторожно к его поле

Привязали нитку из шелка

И опять улеглись тихомолком.

А Нюсата-Нюргай огляделся,

Встал бесшумно, беззвучно оделся,

Вышел в лес под покровом ночным.

Две жены его — следом за ним,

Не уйдет муженек-хитрец:

Нитки шелковой держат конец!

Наступила полночи пора.

Перед ними — Сумбэр-гора.

Смотрят жены, а их супруг

Превратился в ястреба вдруг

И поднялся, как сумрак сер,

На вершину горы Сумбэр.

Две красивых его жены

Не могли достичь поднебесной

Той вершины, той вышины,—

Пред скалой остались отвесной

И застыли, изумлены

Дивным обликом, статью чудесной.

Что за свет нисходит с чела?

То ли гордая эта скала,

То ль из рода людей существо,—

Есть и губы и нос у него!

Кто бы в тайну его проник?

У него — темно-красный лик,

И просторна грудь и мощна,

И сильна, упруга спина,

И могуч затылок саженный.

Как лопаты — зубы во рту.

Кто поймет его глаз пестроту?

Кто постигнет сей облик священный?

Голова его — точно снег.

То не отпрыск земли — человек,

То властитель заоблачных стран,

То отец Эсэгэ-Малан!

Прилетел к нему ястреб Нюсата,

А при нем — белолобый баран:

Жертвой стать — его назначенье.

У владыки богов Нюсата

Стал просить за свое подношенье

Для похода — вооруженье

И коня для езды и войны.

Две красивых его жены

Поспешили вернуться назад,

По дороге скорбят-говорят:

«Наш супруг — волшебник великий,

Что пред ним земные владыки?

Он могущественный чародей,

Самый сильный он из людей!

Почему же он мучает нас,

Отвергает с нами сближенье,

Держит жен своих в небреженье!

Мы обмануты хитрецом,

Мы отринуты гордецом,

Ничего для мужа не значим!»

Возвратившись, предстали с плачем

Перед старым свекром-отцом.

Десять тысяч небесных богов,

Властелинов небесных лугов,

Запредельных просторов лесных,

Услыхали: Нюсата-Нюргай

Стал супругом двух женщин земных,

И его осудили строго:

«Средний сын могучего бога,

Славный отпрыск небесных царей,

Взял он в жены земных дочерей.

Стал добычей праха и скверны,

Ибо грех совершил беспримерный!»

Так сказав, небожители ввысь

К прародителю поднялись,

В горний край Эсэгэ-Малана.

А Нюсата, чья мощь несказанна,

На вершину горы Сумбэр

Белолобого поднял барана,

Чтобы в жертву его принести

Всем пятидесяти пяти

Небожителям — белым бурханам.

Пред самим Эсэгэ-Маланом,

Пред верховным небесным главой,

Он предстал с молитвой живой:

«Ты опора моя и охрана»,—

И принес ему в жертву барана.

И достиг всех небесных долин,

Всех нагорий и побережий

Запах мяса бараньего свежий.

Эсэгэ-Малан, властелин

Девяти небесных держав,

Запах мяса почуяв, узнав,

Вопросил: «Кто моленье вознес,

Кто нам жертву-даренье принес?»

С высочайшей небесной тверди

Оглядел он земной предел,

На вершину горы посмотрел

И Нюсаты увидел усердье.

Красный сын, средний сын Хан-Хурмаса,