Геррон - [170]
Люди должны оставаться в воде. Надо им это сказать. Снаружи торчат только головы. Только головы. Оставаться в воде, пока не кончится война. Русские уже в Брюсселе. Оставаться в воде. Иначе будет видно, что на них нет желтых звезд.
«586. С близкого расстояния. Снято с лодки: пловцы».
«587. С близкого расстояния. Вид с каменной лестницы: пловцы».
«588. С близкого расстояния. Вид сверху: пловцы».
Пловцы. Пловцы. Пловцы.
— Я утонула, — говорит госпожа Олицки. — Потому что на мне был чужой купальник.
— Садитесь к пишущей машинке, — говорю я. — У меня болит спина.
Стоя у меня за спиной, она кладет руки мне на плечи. Склоняет лицо над моей головой. На меня падают капли. Ведь она утонула.
— Ты такой трудолюбивый, — говорит она.
Она остригла волосы. Не спросив меня. Теперь они совсем короткие. Колючие.
— Вы ежик, — говорю я.
Когда она поворачивает голову, брызги летят во все стороны.
— Почему ты не закрыл окно? — спрашивает она. — Ты не заметил, что идет дождь?
— Я работаю, — говорю я.
— Ты становишься все рассеяннее.
Ольга. Конечно. Это Ольга.
Моя жена.
«593. Крупный план. Молоденькая девушка».
— Докуда ты дошел? — спрашивает она меня.
— До купальни на Эгере.
— Это далеко?
— Примерно середина, — говорю я.
Середина чего? Я забыл.
— Как твой живот? — спрашивает она. — Я принесла тебе твою порцию.
Она опоздала. Сцена в столовой уже смонтирована.
«Панорамная съемка. От буфета идут официантки с подносами и полными мисками, накрывают столы».
— Суп и клецка, — говорит она.
Она все путает.
«С очень близкого расстояния. Рука повара опускается в бочку и достает оттуда капусту, кладет в кастрюлю.
— Капуста, — говорю я.
— Сегодня нет, — говорит она.
— Помидоры, — говорю я.
„Трем девушкам на лежаках дают помидоры“. Уверен, что мы снимали эту сцену. Вначале был дождь, а потом он кончился, и тогда мы снимали. Девушки ели помидоры, и эсэсовцы ничего не могли с этим поделать. Потому что я так распорядился. Для фильма. Никого нет важнее режиссера. Никого.
— Твой суп остынет, — говорит Ольга.
Она не понимает, что мне нельзя мешать. Монтажный план должен быть готов. Туркавка тоже так сказал, а ведь он философ. „Монтажный план — это сущность, — сказал он. — Вообще самое главное“.
— У тебя жар? — спрашивает Ольга.
Нам надо заново отснять сцену в больнице. В новом составе. Госпожа Олицки вместо Герты Унгар.
— Герта Унгар утонула, — говорю я.
— У тебя жар, — говорит Ольга.
У акулы зубы-клинья. Директор старших классов Крамм пишет на доске. В эти великие времена. В твоей груди — звезды твоей судьбы. Ты должен стиснуть зубы, Валленштейн. Я не хочу идти к зубному врачу. Немецкий солдат не знает страха. Фельдфебель Кнобелох забыл свой текст. Струйка мочи течет у него из штанины. „Мания величия — это уже половина квартплаты за кумбаль“, — говорит он. Его зовут вовсе не Бертольт. Он только так говорит. Его зовут Ойген. Эту кучу дерьма не смог выгрести даже Гитлер. А как они, собственно, выгребают сортиры? Из них растут розы. Одну он подарил Ольге. У нее теперь кровь на руке. Я пожалуюсь Раму. „Господин директор старших классов“, — скажу я. Его зовут Геммекер. Он сумасшедший король и строит себе замок. Замок без ключа. Ключевой замок. Замковый ключ. Он едет на санях по озеру. В Кришт. Криииишт. Крииииишт. Наполеон родом из Браунау. Мы тут не в Криште. Мы в Амстердаме в Париже в Собиборе. Мы едем на поезде. Чух-чух, на поезде. У кого билетов нет, тот остается дома. Клопшток-штрассе, 19. Достать шток и отклопать тебя им. Мой брат создает звуковые эффекты в кино. Моего брата зовут Калле. Когда ему приходится смеяться, он вынужден кашлять, приходится смеяться, вынужден кашлять. Желтое облако. Сигарный дым. Это для мальчика вредно. Дедушка великан и не позволит собой командовать. Если он хочет умереть, то умрет. Опять будет погребение. Устраивать поминки. Кенигсбергский говяжий рубец. Говяжий рубец, всем конец, сопротивление бессмысленно. В восемь часов в Яичной башне. Черная комбинация. Ее дракон изрыгает огонь, но волос у нее больше нет. Она ежик, который в вечерний час выходит за мышами. Как будет глазунья по-французски? Анна-Луиза. Мне надо было выучить чешский. Иржи говорит по-чешски. VYNIKAJICI KVALITY. Заяц говорит по-чешски. Рябчик был фазан был рябчик был фазан de presse. Я оставил мои золотые часы. Вы не партиец, господин Хайтцендорфф. Униформа ему не к лицу. Сапоги под брюками. Все евреи покидают студию. Звезда на двери уборной. Дверь лишь нарисована, но в нее все равно можно пройти. Я разрешу вам пройти еще раз, но не сейчас. Я не должен с этим мириться. У меня есть друзья. Рюман играет с детьми Геббельса. В Испании, в Испании, где цветут герании. Но ресторан должны предложить вы. Снимите брюки. Это всего лишь Герсончик. Штаны долой. Вам повезло. Половина человека лучше, чем нисколько. Лора тоже так считает. Моя неотразимая Лорелея. Ее отец мясник, когда у него жар, его поносит. Так уж вышло. Буршатц дурацкая фамилия. Букет из колбас. Отто Вальбург плачет. Бледный как привидение. Я твое ночное привидение, твое любимое ночное привидение. Мы должны идти на цыпочках. Я разбужу тебя, если ты задремлешь. За сценой ходят на цыпочках. Не мешайте представлению. Иногда у них ломается нос. Он кривой, а почему? Потому что ангел сделал плинг. Плинг. Плинг. Плинг. Звонят в дверь, но мы не откроем. Никого нет дома. Никого. Я никто. Всем евреям надо носить второе имя — Никто. Никто должен носить второе имя Жидок. Меня зовут Геррон. Руководитель багажной службы. Голодающий. Сперва жратва, потом хорал. Господь Всевышний, мы славим Тебя. Борода наклеенная. Я носил ее еще задолго до того, как этот господин стал знаменит. Шекспира я никогда не играл. Собственно, его зовут Кохн, кохнее, наикохнейше. Конер отвезет меня в Америку. Там меня ждут. Veendam отходит из Роттердама. Рейс Голландия — Америка. Удобные каюты. Очень удобно. Там можно спать. Спать. Спать.
Курт Вайлеман, журналист на пенсии, немного чудаковат, но он сразу почувствовал, что его коллега Феликс Дерендингер чем-то очень напуган. Спросить об этом он не успел: через час-другой после их встречи Дерендингер уже лежал мёртвый на берегу цюрихской реки Лиммат. Объявили, что это самоубийство, прыжок с высокой стены, хотя дистанция между стеной и прибрежной мощёной улочкой слишком велика для прыжка. Так считает и красивая молодая знакомая Дерендингера, с которой и Вайлеман был бы не прочь сблизиться.
Азарт поиска охватит читателя, когда вместе с наивным американским киноведом он приедет в Европу 1980-х годов на поиски неведомых фактов из истории немецкого кино времен агонии гитлеровского режима. Наткнувшись на удивительную историю фильма-призрака и его съемок, проходивших в глухой альпийской деревушке Кастелау в последние месяцы войны, герой в полной мере изведает правду жизни в эпоху исторического лихолетья, когда любая секунда бытия может оказаться страшнее и гротескней, увлекательней и невероятней самого захватывающего фильма.
Немецкий офицер, хладнокровный дознаватель Гестапо, манипулирующий людьми и умело дрессирующий овчарок, к моменту поражения Германии в войне решает скрыться от преследования под чужим именем и под чужой историей. Чтобы ничем себя не выдать, загоняет свой прежний опыт в самые дальние уголки памяти. И когда его душа после смерти была подвергнута переформатированию наподобие жёсткого диска – для повторного использования, – уцелевшая память досталась новому эмбриону.Эта душа, полная нечеловеческого знания о мире и людях, оказывается в заточении – сперва в утробе новой матери, потом в теле беспомощного младенца, и так до двенадцатилетнего возраста, когда Ионас (тот самый библейский Иона из чрева кита) убегает со своей овчаркой из родительского дома на поиск той стёртой послевоенной истории, той тайной биографии простого Андерсена, который оказался далеко не прост.Шарль Левински (род.
Семья — это целый мир, о котором можно слагать мифы, легенды и предания. И вот в одной семье стали появляться на свет невиданные дети. Один за одним. И все — мальчики. Автор на протяжении 15 лет вел дневник наблюдений за этой ячейкой общества. Результатом стал самодлящийся эпос, в котором быль органично переплетается с выдумкой.
Действие романа классика нидерландской литературы В. Ф. Херманса (1921–1995) происходит в мае 1940 г., в первые дни после нападения гитлеровской Германии на Нидерланды. Главный герой – прокурор, его мать – знаменитая оперная певица, брат – художник. С нападением Германии их прежней богемной жизни приходит конец. На совести героя преступление: нечаянное убийство еврейской девочки, бежавшей из Германии и вынужденной скрываться. Благодаря детективной подоплеке книга отличается напряженностью действия, сочетающейся с философскими раздумьями автора.
Жизнь Полины была похожа на сказку: обожаемая работа, родители, любимый мужчина. Но однажды всё рухнуло… Доведенная до отчаяния Полина знакомится на крыше многоэтажки со странным парнем Петей. Он работает в супермаркете, а в свободное время ходит по крышам, уговаривая девушек не совершать страшный поступок. Петя говорит, что земная жизнь временна, и жить нужно так, словно тебе дали роль в театре. Полина восхищается его хладнокровием, но она даже не представляет, кем на самом деле является Петя.
«Неконтролируемая мысль» — это сборник стихотворений и поэм о бытие, жизни и окружающем мире, содержащий в себе 51 поэтическое произведение. В каждом стихотворении заложена частица автора, которая очень точно передает состояние его души в момент написания конкретного стихотворения. Стихотворение — зеркало души, поэтому каждая его строка даёт читателю возможность понять душевное состояние поэта.
О чем этот роман? Казалось бы, это двенадцать не связанных друг с другом рассказов. Или что-то их все же объединяет? Что нас всех объединяет? Нас, русских. Водка? Кровь? Любовь! Вот, что нас всех объединяет. Несмотря на все ужасы, которые происходили в прошлом и, несомненно, произойдут в будущем. И сквозь века и сквозь столетия, одна женщина, певица поет нам эту песню. Я чувствую любовь! Поет она. И значит, любовь есть. Ты чувствуешь любовь, читатель?
События, описанные в повестях «Новомир» и «Звезда моя, вечерница», происходят в сёлах Южного Урала (Оренбуржья) в конце перестройки и начале пресловутых «реформ». Главный персонаж повести «Новомир» — пенсионер, всю жизнь проработавший механизатором, доживающий свой век в полузаброшенной нынешней деревне, но сумевший, несмотря ни на что, сохранить в себе то человеческое, что напрочь утрачено так называемыми новыми русскими. Героиня повести «Звезда моя, вечерница» встречает наконец того единственного, кого не теряла надежды найти, — свою любовь, опору, соратника по жизни, и это во времена очередной русской смуты, обрушения всего, чем жили и на что так надеялись… Новая книга известного российского прозаика, лауреата премий имени И.А. Бунина, Александра Невского, Д.Н. Мамина-Сибиряка и многих других.
Все прекрасно знают «Вино из одуванчиков» — классическое произведение Рэя Брэдбери, вошедшее в золотой фонд мировой литературы. А его продолжение пришлось ждать полвека! Свое начало роман «Лето, прощай» берет в том же 1957 году, когда представленное в издательство «Вино из одуванчиков» показалось редактору слишком длинным и тот попросил Брэдбери убрать заключительную часть. Пятьдесят лет этот «хвост» жил своей жизнью, развивался и переписывался, пока не вырос в полноценный роман, который вы держите в руках.
Впервые на русском — второй роман знаменитого выпускника литературного семинара Малькольма Брэдбери, урожденного японца, лаурета Букеровской премии за свой третий роман «Остаток дня». Но уже «Художник зыбкого мира» попал в Букеровский шортлист.Герой этой книги — один из самых знаменитых живописцев довоенной Японии, тихо доживающий свои дни и мечтающий лишь удачного выдать замуж дочку. Но в воспоминаниях он по-прежнему там, в веселых кварталах старого Токио, в зыбком, сумеречном мире приглушенных страстей, дискуссий о красоте и потаенных удовольствий.
«Коллекционер» – первый из опубликованных романов Дж. Фаулза, с которого начался его успех в литературе. История коллекционера бабочек и его жертвы – умело выстроенный психологический триллер, в котором переосмыслено множество сюжетов, от мифа об Аиде и Персефоне до «Бури» Шекспира. В 1965 году книга была экранизирована Уильямом Уайлером.
Иэн Макьюэн. — один из авторов «правящего триумвирата» современной британской прозы (наряду с Джулианом Барнсом и Мартином Эмисом), лауреат Букеровской премии за роман «Амстердам».«Искупление». — это поразительная в своей искренности «хроника утраченного времени», которую ведет девочка-подросток, на свой причудливый и по-детски жестокий лад переоценивая и переосмысливая события «взрослой» жизни. Став свидетелем изнасилования, она трактует его по-своему и приводит в действие цепочку роковых событий, которая «аукнется» самым неожиданным образом через много-много лет…В 2007 году вышла одноименная экранизация романа (реж.