Геррон - [169]
Лестница стала еще круче.
Когда они выделили нам кумбаль в бордельном домике, я злился, что отхожее место прямо у нас под окном. Сейчас я понимаю: ничего лучше не придумаешь. Уж я всегда был везунчиком.
Мое привычное место свободно.
— Пожалуйста, мойте руки, — говорит господин Туркавка.
У него и правда интересное лицо. Немного напоминает мне того благородного господина, который в туалете Адлона протягивал посетителям полотенце и чистил щеткой пиджаки. Он выглядел так, как представляешь себе заслуженного артиста. Мы все называли его камерным певцом. Я всякий раз намеревался спросить, какая профессия была у него изначально, но так и не спросил.
— А кто вы, собственно, по профессии, господин Туркавка? — спросил я.
— Философ, — ответил он.
Такого чувства юмора я от него не ожидал.
— Нет, серьезно. Мне интересно. Что вы делали, когда еще можно было что-то делать?
— Я и в самом деле был философом, — сказал он.
— Это не профессия.
— Моя жена тоже всегда это утверждала. Но мне платили за философствование. Я был завкафедрой в Праге.
— Вы профессор! — Я не смог устранить из своего тона невежливое удивление. Но Туркавка, кажется, не обиделся.
— Был, — сказал он.
— А теперь вы здесь смотритель туалета.
— Я просил такую работу. Она кажется мне подходящей.
И правда. Если присмотреться, я и впрямь мог бы представить его в аудитории. Так же как мог представить себе на сцене «камерного певца» из отеля «Адлон». Только тот, скорее всего, был парикмахером. Что-то вроде того. В отличие от господина Туркавки.
— Вы могли бы читать лекции, — сказал я. — Для Отдела организации свободного времени. Я замолвил бы за вас словечко перед господином Хеншелем.
Он отрицательно покачал головой:
— Это не соответствовало бы тому, что я представляю собой сегодня. Сегодня… — Он прервался, потому что как раз кто-то выходил из сортира. — Пожалуйста, мойте руки, — сказал он.
— Как это — не соответствовало? — нетерпеливо спросил я.
— Это вопрос логического мышления. Кто не принимает перемен, тот пытается сделать правильные выводы из неверных предпосылок. И приходит, естественно, к ложным результатам. Вы, например… — Снова мимо нас кто-то проходил. — Пожалуйста, мойте руки, — сказал Туркавка. — Пожалуйста, мойте руки.
— Так что насчет меня?
— Ну вот, господин Геррон, если сформулировать напрямую: вы все еще воображаете, что вы режиссер.
— Я и есть режиссер.
— Неправильная временна́я форма, — сказал господин Туркавка. — Вы им были. Это не одно и то же. Теперь вы нечто другое. Вольно или невольно, это не играет роли для определения. Я, к примеру, лишь старик, которого заточили в тюрьму. Больше от меня ничего не осталось. Арестант, больше ничего, который стоит рядом с бочкой воды и требует от людей, чтобы они мыли руки. Тут все соответствует. Арестанты не читают лекций.
— Я только что снимал фильм.
— Это ничего не доказывает, — возразил Туркавка. — Лев, который прыгает через обруч, уже не лев. Позвольте мне задать вам вопрос. Если бы вместо фильма вам приказали что-то другое — например, проползти на брюхе по улице, — вы бы это сделали?
— Чтобы не попасть в транспорт? Конечно.
— Разумное решение. Но вы бы из-за этого не дали себе определение ползуна на брюхе. Не в этом ваша сущность, как назвал бы это Аристотель. Вы определили бы себя как человек, который хочет жить дальше.
— Режиссер — это моя профессия!
— Было вашей профессией, — сказал Туркавка. — Пожалуйста, мойте руки. Вы путаете прошлое с настоящим, господин Геррон. Как это делают многие здесь, в гетто. Может быть, это и утешительно, но не разумно.
— Можно ли оставаться разумным, когда мир сошел с ума?
— Хороший вопрос, — сказал Туркавка. — Если рассматривать чисто теоретически. Но если анализировать содержательно…
Я вдруг рассмеялся. Потому что мне стало ясно, что господин Туркавка, господин профессор Туркавка, ведет себя ничем не лучше меня.
— Почему мы затеяли эти дебаты? — спросил я его.
— Без особых причин.
— Нет, господин Туркавка. Вы дискутируете со мной, потому что вы каждым своим аргументом доказываете себе самому, что вы все еще тот, кем вы, по вашему утверждению, уже не являетесь. То есть философ.
Он посмотрел на меня и улыбнулся. Нет, не улыбнулся. Осклабился.
— В самую точку, — сказал он. И потом: — Пожалуйста, мойте руки. Пожалуйста, мойте руки.
А мне уже снова понадобилось в сортир.
«581. Со средне близкого расстояния. Купальня на Эгере. Мужчина стоит на доске для прыжков и ныряет с двойным сальто».
— Уж извините меня, — говорит Якуб Лишка. — Я знаю, что прыжок выполнен нечисто. Голод выбивает меня из равновесия.
— Это ничего, — говорю я. — С нашего ракурса ошибки не видно.
Он был мне благодарен. Поднял вверх большой палец перед тем, как выпрыгнуть из кадра.
«582. Прыгун входит в воду. При монтаже в момент, когда брызги взлетают вверх, подклеить вывеску „Купальня“».
Вывески больше нет. Они разобрали декорации раньше времени. Вывеску бросили в тачку. А она нужна мне для монтажа. Для стыковки. Она является принадлежностью фильма. Нельзя сжигать ничего, что входит в состав фильма.
Ничего нельзя сжигать.
«583. Подвижная съемка. Снято с крыши репортажной машины и заканчивается на другой стороне купальни».
Курт Вайлеман, журналист на пенсии, немного чудаковат, но он сразу почувствовал, что его коллега Феликс Дерендингер чем-то очень напуган. Спросить об этом он не успел: через час-другой после их встречи Дерендингер уже лежал мёртвый на берегу цюрихской реки Лиммат. Объявили, что это самоубийство, прыжок с высокой стены, хотя дистанция между стеной и прибрежной мощёной улочкой слишком велика для прыжка. Так считает и красивая молодая знакомая Дерендингера, с которой и Вайлеман был бы не прочь сблизиться.
Немецкий офицер, хладнокровный дознаватель Гестапо, манипулирующий людьми и умело дрессирующий овчарок, к моменту поражения Германии в войне решает скрыться от преследования под чужим именем и под чужой историей. Чтобы ничем себя не выдать, загоняет свой прежний опыт в самые дальние уголки памяти. И когда его душа после смерти была подвергнута переформатированию наподобие жёсткого диска – для повторного использования, – уцелевшая память досталась новому эмбриону.Эта душа, полная нечеловеческого знания о мире и людях, оказывается в заточении – сперва в утробе новой матери, потом в теле беспомощного младенца, и так до двенадцатилетнего возраста, когда Ионас (тот самый библейский Иона из чрева кита) убегает со своей овчаркой из родительского дома на поиск той стёртой послевоенной истории, той тайной биографии простого Андерсена, который оказался далеко не прост.Шарль Левински (род.
Азарт поиска охватит читателя, когда вместе с наивным американским киноведом он приедет в Европу 1980-х годов на поиски неведомых фактов из истории немецкого кино времен агонии гитлеровского режима. Наткнувшись на удивительную историю фильма-призрака и его съемок, проходивших в глухой альпийской деревушке Кастелау в последние месяцы войны, герой в полной мере изведает правду жизни в эпоху исторического лихолетья, когда любая секунда бытия может оказаться страшнее и гротескней, увлекательней и невероятней самого захватывающего фильма.
Устои строгого воспитания главной героини легко рушатся перед целеустремленным обаянием многоопытного морского офицера… Нечаянные лесбийские утехи, проблемы, порожденные необузданной страстью мужа и встречи с бывшим однокурсником – записным ловеласом, пробуждают потаенную эротическую сущность Ирины. Сущность эта, то возвышая, то роняя, непростыми путями ведет ее к жизненному успеху. Но слом «советской эпохи» и, захлестнувший страну криминал, диктуют свои, уже совсем другие условия выживания, которые во всей полноте раскрывают реальную неоднозначность героев романа.
Посвящается священническому роду Капустиных, об Архимандрите Антонине (Капустина) один из рода Капустиных, основателей и служителей Батуринского Преображенского храма. На пороге 200-летнего юбилея архимандрита Антонина очень хочется как можно больше, глубже раскрывать его для широкой публики. Архимандрит Антонин, известен всему миру и пришло время, чтобы и о нем, дорогом для меня, великом батюшке-подвижнике, узнали и у нас на родине – в России-матушке. Узнали бы, удивились, поклонялись с почтением и полюбили.
Дрессировка и воспитание это две разницы!Дрессировке поддается любое животное, наделенное инстинктом.Воспитанию же подлежит только человек, которому Бог даровал разум.Легко воспитывать понятливого человека, умеющего анализировать и управлять своими эмоциями.И наоборот – трудно воспитывать человека, не способного владеть собой.Эта книга посвящена сложной теме воспитания людей.
Ирина Ефимова – автор нескольких сборников стихов и прозы, публиковалась в периодических изданиях. В данной книге представлено «Избранное» – повесть-хроника, рассказы, поэмы и переводы с немецкого языка сонетов Р.-М.Рильке.
Как зародилось и обрело силу, наука техникой, тактикой и стратегии на войне?Книга Квон-Кхим-Го, захватывает корень возникновения и смысл единой тщетной борьбы Хо-с-рек!Сценарий переполнен закономерностью жизни королей, их воли и влияния, причины раздора борьбы добра и зла.Чуткая любовь к родине, уважение к простым людям, отвага и бесстрашие, верная взаимная любовь, дают большее – жить для людей.Боевое искусство Хо-с-рек, находит последователей с чистыми помыслами, жизнью бесстрашия, не отворачиваясь от причин.Сценарий не подтверждён, но похожи мотивы.Ничего не бывает просто так, огонёк непрестанно зовёт.Нет ничего выше доблести, множить добро.
Установленный в России начиная с 1991 года господином Ельциным единоличный режим правления страной, лишивший граждан основных экономических, а также социальных прав и свобод, приобрел черты, характерные для организованного преступного сообщества.Причины этого явления и его последствия можно понять, проследив на страницах романа «Выбор» историю простых граждан нашей страны на отрезке времени с 1989-го по 1996 год.Воспитанные советским режимом в духе коллективизма граждане и в мыслях не допускали, что средства массовой информации, подконтрольные государству, могут бесстыдно лгать.В таких условиях простому человеку надлежало сделать свой выбор: остаться приверженным идеалам добра и справедливости или пополнить новоявленную стаю, где «человек человеку – волк».
Все прекрасно знают «Вино из одуванчиков» — классическое произведение Рэя Брэдбери, вошедшее в золотой фонд мировой литературы. А его продолжение пришлось ждать полвека! Свое начало роман «Лето, прощай» берет в том же 1957 году, когда представленное в издательство «Вино из одуванчиков» показалось редактору слишком длинным и тот попросил Брэдбери убрать заключительную часть. Пятьдесят лет этот «хвост» жил своей жизнью, развивался и переписывался, пока не вырос в полноценный роман, который вы держите в руках.
Впервые на русском — второй роман знаменитого выпускника литературного семинара Малькольма Брэдбери, урожденного японца, лаурета Букеровской премии за свой третий роман «Остаток дня». Но уже «Художник зыбкого мира» попал в Букеровский шортлист.Герой этой книги — один из самых знаменитых живописцев довоенной Японии, тихо доживающий свои дни и мечтающий лишь удачного выдать замуж дочку. Но в воспоминаниях он по-прежнему там, в веселых кварталах старого Токио, в зыбком, сумеречном мире приглушенных страстей, дискуссий о красоте и потаенных удовольствий.
«Коллекционер» – первый из опубликованных романов Дж. Фаулза, с которого начался его успех в литературе. История коллекционера бабочек и его жертвы – умело выстроенный психологический триллер, в котором переосмыслено множество сюжетов, от мифа об Аиде и Персефоне до «Бури» Шекспира. В 1965 году книга была экранизирована Уильямом Уайлером.
Иэн Макьюэн. — один из авторов «правящего триумвирата» современной британской прозы (наряду с Джулианом Барнсом и Мартином Эмисом), лауреат Букеровской премии за роман «Амстердам».«Искупление». — это поразительная в своей искренности «хроника утраченного времени», которую ведет девочка-подросток, на свой причудливый и по-детски жестокий лад переоценивая и переосмысливая события «взрослой» жизни. Став свидетелем изнасилования, она трактует его по-своему и приводит в действие цепочку роковых событий, которая «аукнется» самым неожиданным образом через много-много лет…В 2007 году вышла одноименная экранизация романа (реж.