Геррон - [167]
«Уличные рабочие. Конная повозка с досками. Молодые сельскохозяйственные работники».
Я не знаю их имен. А мог бы их спросить. Чтобы знать, не попал ли и кто-нибудь из них в транспорт?
Я не хочу этого знать. Они были так веселы.
«24. Среднеобщий план. Вся колонна идущих на работу проходит мимо церкви».
Первая страница исписана. Госпожа Олицки печатала бы быстрее, но у меня больше нет секретарши. Пишущая машинка стоит на ящиках из-под маргарина. Слишком низко. Спина болит.
Я презираю себя за эти мысли. Госпожа Олицки отправлена в транспорт, а я жалуюсь на боли в спине.
Аккуратно вложить копирку между листами. Иногда переворачивая ее вверх ногами. Тогда хватит надольше. Вставить листы в каретку.
«25. Магазин мужской одежды. Несколько мужчин ждут перед дверью».
Сегодня я проходил мимо. Четверо рабочих из строительной колонны как раз снимали вывеску. Не стали вывинчивать винты, а просто выломали доску. Вывеска пропала. Такого рода расточительства я не терпел и в Берлине. Я вмешался.
— Может быть, эта вывеска еще понадобится, — сказал я.
Они отрицательно покачали головами:
— Все велено сжечь.
На их тележке уже лежали красивые резные указатели. «К кофейне», «К купальне». Все будет сожжено. Это должно что-нибудь да значить.
В Терезине все что-нибудь да значит. Если идет дождь, мы спрашиваем себя, что замышляет тем самым СС.
Если вывески больше не понадобятся, это значит, что они перестали приукрашивать город для посетителей? Это не к добру. Кто закрывает театр, тому больше не нужны артисты. Или облицовка им больше не нужна потому, что впредь они хотят положиться на мой фильм? Это было бы хорошо. Для меня это было бы хорошо.
Мне больше нельзя растрачивать время на такие мысли. Надо готовить монтаж.
«26. Группа ожидающих мужчин. Дверь открывается. Врезать в проем двери».
«27. Камера в магазине. Дверь распахивается. Мужчины входят. Камера поворачивается к прилавку. Продавцы выкладывают товар».
Мне даже не надо заглядывать в отчет. Я помню каждый съемочный план. На свою память я могу положиться.
Musculus levator labii superioris alaeque nasi.
«28. Покупатель разглядывает товар».
Гундерман фамилия покупателя. Элиас Гундерман. Тоже увезли транспортом.
Нет. Он еще здесь. Снова был вычеркнут из списка. История — такая же безумная и бессмысленная, как и все наше существование. Пиджак стал для него роковым, но его спасли брюки. От таких случайностей здесь зависит все, что происходит. Кому в свое время, кому безвременно, кому от голода, кому от жажды. Кому отправиться на транспорт, кому остаться здесь.
Когда мы хотели снимать сцену в магазине одежды, нам нужен был кто-то на роль покупателя и что-то, что он мог бы купить. Не так просто найти в Терезине предметы одежды, которые выглядели бы как новые. Мы спросили в швейной мастерской, и три человека нам в один голос ответили: «Гундерман».
Пожилой господин с проседью на висках. Очень изысканный. Небольшие усики, немного напоминающие усики Адольфа. Я его спросил на сей счет, и он очень резко ответил:
— Я их носил еще до того, как этот господин стал знаменитым.
Первое, что мне бросилось в глаза в его облике, это желтая звезда. Как она была закреплена на его рабочем халате. Сложным, художественным стежком. Должно быть, стоило большого труда.
Господин Гундерман был когда-то известным человеком. Первый портной в самом эксклюзивном мужском ателье Чехии. Фирма ему не принадлежала, но если кому-то в Праге нужен был костюм, сшитый по мерке, и он мог позволить себе самое лучшее качество, он говорил: «Пойду к Гудерману». В Терезине его пристроили в швейную мастерскую. Ставить заплаты, больше тут нечего было делать. Если никто из комендатуры не заказывал себе что-нибудь.
Работа куда ниже его достоинства. Но он не жаловался. Что ему поручалось, он выполнял, да так тщательно, будто любая поношенная сорочка, к которой он пришивал новые манжеты, относилась к воскресному костюму миллионера.
Не знаю, откуда он взял ткань. Если она была собрана из кусочков, по ней было незаметно. Господин Гудерман выстроил себе пиджак. Это было его слово. Выстроил. Предмет одежды, объяснил он мне, должен конструироваться как дом. Так же тщательно и надежно.
— Костюм, сшитый мной, — сказал он, — вы сможете оставить в наследство сыну. Или надеть его в гроб. Он и там будет выглядеть как новый.
Костюм — серый, с широкими лацканами — висел в швейной мастерской на плечиках, и его предъявляли посетителям с такой гордостью, как старьевщик показывает единственную стоящую вещь в лавке. Теперь он станет кинозвездой в сцене магазина одежды. Господин Гундерман играл покупателя. Примерил и просиял. Мне не пришлось его уговаривать. Он был горд тем, что его работа сидит на нем как влитая.
Пока все идет нормально. Собственно, никто не должен знать, кем был когда-то исполнитель этой роли. В отчете о съемках значится лишь «покупатель». Но я — на случай, если Рам захотел бы включить это в фильм, — отснял и передачу ордера, который необходим, когда хочешь выпросить себе со склада что-то из одежды. Я получил такой ордер в хозяйственном отделе и потом, естественно, не вспомнил о нем. Господин Гундерман тоже не вспомнил.
Курт Вайлеман, журналист на пенсии, немного чудаковат, но он сразу почувствовал, что его коллега Феликс Дерендингер чем-то очень напуган. Спросить об этом он не успел: через час-другой после их встречи Дерендингер уже лежал мёртвый на берегу цюрихской реки Лиммат. Объявили, что это самоубийство, прыжок с высокой стены, хотя дистанция между стеной и прибрежной мощёной улочкой слишком велика для прыжка. Так считает и красивая молодая знакомая Дерендингера, с которой и Вайлеман был бы не прочь сблизиться.
Азарт поиска охватит читателя, когда вместе с наивным американским киноведом он приедет в Европу 1980-х годов на поиски неведомых фактов из истории немецкого кино времен агонии гитлеровского режима. Наткнувшись на удивительную историю фильма-призрака и его съемок, проходивших в глухой альпийской деревушке Кастелау в последние месяцы войны, герой в полной мере изведает правду жизни в эпоху исторического лихолетья, когда любая секунда бытия может оказаться страшнее и гротескней, увлекательней и невероятней самого захватывающего фильма.
Немецкий офицер, хладнокровный дознаватель Гестапо, манипулирующий людьми и умело дрессирующий овчарок, к моменту поражения Германии в войне решает скрыться от преследования под чужим именем и под чужой историей. Чтобы ничем себя не выдать, загоняет свой прежний опыт в самые дальние уголки памяти. И когда его душа после смерти была подвергнута переформатированию наподобие жёсткого диска – для повторного использования, – уцелевшая память досталась новому эмбриону.Эта душа, полная нечеловеческого знания о мире и людях, оказывается в заточении – сперва в утробе новой матери, потом в теле беспомощного младенца, и так до двенадцатилетнего возраста, когда Ионас (тот самый библейский Иона из чрева кита) убегает со своей овчаркой из родительского дома на поиск той стёртой послевоенной истории, той тайной биографии простого Андерсена, который оказался далеко не прост.Шарль Левински (род.
Телеграмма Про эту книгу Свет без огня Гривенник Плотник Без промаху Каменная печать Воздушный шар Ледоколы Паровозы Микроруки Колизей и зоопарк Тигр на снегу Что, если бы В зоологическом саду У звериных клеток Звери-новоселы Ответ писателя Бориса Житкова Вите Дейкину Правда ли? Ответ писателя Моя надежда.
«Наташа и другие рассказы» — первая книга писателя и режиссера Д. Безмозгиса (1973), иммигрировавшего в возрасте шести лет с семьей из Риги в Канаду, была названа лучшей первой книгой, одной из двадцати пяти лучших книг года и т. д. А по списку «Нью-Йоркера» 2010 года Безмозгис вошел в двадцатку лучших писателей до сорока лет. Критики увидели в Безмозгисе наследника Бабеля, Филипа Рота и Бернарда Маламуда. В этом небольшом сборнике, рассказывающем о том, как нелегко было советским евреям приспосабливаться к жизни в такой непохожей на СССР стране, драма и даже трагедия — в духе его предшественников — соседствуют с комедией.
Приветствую тебя, мой дорогой читатель! Книга, к прочтению которой ты приступаешь, повествует о мире общепита изнутри. Мире, наполненном своими героями и историями. Будь ты начинающий повар или именитый шеф, а может даже человек, далёкий от кулинарии, всё равно в книге найдёшь что-то близкое сердцу. Приятного прочтения!
Хеленка Соучкова живет в провинциальном чешском городке в гнетущей атмосфере середины 1970-х. Пражская весна позади, надежды на свободу рухнули. Но Хеленке всего восемь, и в ее мире много других проблем, больших и маленьких, кажущихся смешными и по-настоящему горьких. Смерть ровесницы, страшные сны, школьные обеды, злая учительница, любовь, предательство, фамилия, из-за которой дразнят. А еще запутанные и непонятные отношения взрослых, любимые занятия лепкой и немецким, мечты о Праге. Дитя своего времени, Хеленка принимает все как должное, и благодаря ее рассказу, наивному и абсолютно честному, мы видим эту эпоху без прикрас.
Логики больше нет. Ее похороны организуют умалишенные, захватившие власть в психбольнице и учинившие в ней культ; и все идет своим свихнутым чередом, пока на поминки не заявляется непрошеный гость. Так начинается матово-черная комедия Микаэля Дессе, в которой с мироздания съезжает крыша, смех встречает смерть, а Даниил Хармс — Дэвида Линча.
ББК 84. Р7 84(2Рос=Рус)6 П 58 В. Попов Запомните нас такими. СПб.: Издательство журнала «Звезда», 2003. — 288 с. ISBN 5-94214-058-8 «Запомните нас такими» — это улыбка шириной в сорок лет. Известный петербургский прозаик, мастер гротеска, Валерий Попов, начинает свои веселые мемуары с воспоминаний о встречах с друзьями-гениями в начале шестидесятых, затем идут едкие байки о монстрах застоя, и заканчивает он убийственным эссе об идолах современности. Любимый прием Попова — гротеск: превращение ужасного в смешное. Книга так же включает повесть «Свободное плавание» — о некоторых забавных странностях петербургской жизни. Издание выпущено при поддержке Комитета по печати и связям с общественностью Администрации Санкт-Петербурга © Валерий Попов, 2003 © Издательство журнала «Звезда», 2003 © Сергей Шараев, худож.
Все прекрасно знают «Вино из одуванчиков» — классическое произведение Рэя Брэдбери, вошедшее в золотой фонд мировой литературы. А его продолжение пришлось ждать полвека! Свое начало роман «Лето, прощай» берет в том же 1957 году, когда представленное в издательство «Вино из одуванчиков» показалось редактору слишком длинным и тот попросил Брэдбери убрать заключительную часть. Пятьдесят лет этот «хвост» жил своей жизнью, развивался и переписывался, пока не вырос в полноценный роман, который вы держите в руках.
Впервые на русском — второй роман знаменитого выпускника литературного семинара Малькольма Брэдбери, урожденного японца, лаурета Букеровской премии за свой третий роман «Остаток дня». Но уже «Художник зыбкого мира» попал в Букеровский шортлист.Герой этой книги — один из самых знаменитых живописцев довоенной Японии, тихо доживающий свои дни и мечтающий лишь удачного выдать замуж дочку. Но в воспоминаниях он по-прежнему там, в веселых кварталах старого Токио, в зыбком, сумеречном мире приглушенных страстей, дискуссий о красоте и потаенных удовольствий.
«Коллекционер» – первый из опубликованных романов Дж. Фаулза, с которого начался его успех в литературе. История коллекционера бабочек и его жертвы – умело выстроенный психологический триллер, в котором переосмыслено множество сюжетов, от мифа об Аиде и Персефоне до «Бури» Шекспира. В 1965 году книга была экранизирована Уильямом Уайлером.
Иэн Макьюэн. — один из авторов «правящего триумвирата» современной британской прозы (наряду с Джулианом Барнсом и Мартином Эмисом), лауреат Букеровской премии за роман «Амстердам».«Искупление». — это поразительная в своей искренности «хроника утраченного времени», которую ведет девочка-подросток, на свой причудливый и по-детски жестокий лад переоценивая и переосмысливая события «взрослой» жизни. Став свидетелем изнасилования, она трактует его по-своему и приводит в действие цепочку роковых событий, которая «аукнется» самым неожиданным образом через много-много лет…В 2007 году вышла одноименная экранизация романа (реж.