Герой нашего времени - [30]
– И ты веришь, что этот твой Владек что-нибудь ему подыщет? Что поможет? Ты веришь в это?
– А чего бы ему не подыскать?
– Ему нужны энергичные люди, ты хоть это понимаешь? Не такие лодыри вонючие, как он, которым только бы валяться в постели до пяти, а потом обблевать ванну, ты что, скажешь, не знаешь этого?
– Ты блевал? – спрашивает отец.
– Нет, – говорю.
Еще не подошло. Еще держится во мне.
Еще подержится.
понедельник
Не будем обманываться – скучно охеренно. Большую часть дня сидишь, как гребаная мумия в куцем деревенском мундире, потому что на другой у тебя нет средств, потому что такую глодоморскую зарплату тебе платят, жонглируя трудовым законодательством и хитрыми инструкциями. Прельщенный видением гипотетического подъема по вожделенной лестнице служебной иерархии, ты, прикованный за столом и монитором к стулу, должен ломать комедию, производя хорошее впечатление, должен сидеть в куцеватом деревенском мундире, чтобы иметь офигенно профессиональный вид, потому что представьте себе, что может получиться, если внезапно войдет наш господин клиент и увидит тебя в другой позе – личностно голой и несимпатичной позе – карикатуре на позу, лишенной признаков хорошего вкуса, личной и профессиональной культуры, ведь он же может не зайти и не воспользоваться великолепными предложениями, приятным обслуживанием, удобствами привлекательного кондиционированного помещения, выдержанного в пастельных тонах, исключительно выгодными кредитами, а также чрезвычайно заманчивыми депозитами.
В такие торжественно скучные дни, следующие один за другим, нормальному человеку остается единственно:
а) Клевать носом в служебной комнате, скорчившись в углу на стуле подобием увядшего, желтого, дряблого кочана цветной капусты.
б) Запереться надолго в сральнике и, созерцая гигиеническую белизну кафеля, воображать себе какие-нибудь изощренные оргии,
в) Сидеть за столом, перед клавиатурой и монитором, в гипер-реалити-шоу профессиональной позе, недвижно, словно гребаная мумия.
г) Общаться по внутренней сети с остальным скучающим персоналом, что выглядит безумно профессионально, так что, сидя прямо и неподвижно, словно (см. выше) за столом и клавиатурой и глядя на монитор, как зачарованная кобра на кончик дудочки, ты можешь выстукивать и пересылать надежным сотоварищам и соподругам по недавнему охренительному, всеобщему, всепьяному повышению квалификации в Варшаве: клево было, а? здорово, да? а помнишь, как мы с тобой за вином?
Вино… вино…о, как же… скандал, Виола разоряется в застекленной регистратуре отеля на Праге…[8]
– Как это нет для нас номеров на седьмом этаже? Эти номера должны быть забронированы для нас, как нас уверяли, на все время нашего пребывания в Варшаве. Нет, извините, на первом этаже и вдобавок в номере для людей с ограниченными возможностями я жить не буду.
– А мы что, – говорю я Ромеку, – мы, что ли, будем жить в этих номерах с ограниченными возможностями?
– Погоди, – говорит Ромек, глядя на красную от нервов Виолу, – посмотрим, чего она выбьет.
– Как так? – возмущается Виола. – Да вы знаете, кто мы? Мы сотрудники крупного, известного банка, который котируется на бирже, и ваши предложения решительно противоречат нашим привычкам и культурным запросам. Я хочу поговорить с вашим начальством.
Вечером появляются какие-то насекомые толщиной с палец. Девушки думают, что это шершни, и приходят к нам в номер, чтобы мы их изгнали. Мы, конечно же, сделаем это, с удовольствием сделаем. Но мы-то с Ромеком понимаем, что к чему. Свербит у ласточек-касаточек, это ж ясно как день.
На балконе у девушек действительно гудят большие майские жуки. Девушки боятся и визжат, а потом мы вместе решаем купить ноль семь, чтоб было хорошо. А то ведь могут быть какие-нибудь девиации-вариации с динамой. Отлично. Мы с Ромеком идем купить ноль семь и что-нибудь для полировки, а они пока помоются.
– Ты, Ромек, какую предпочитаешь? – спрашиваю я, но Ромек уже, похоже, проникся варшавской атмосферкой и бурчит под нос что-то невразумительное.
– Ну да, – говорю я Ромеку, – я бы тоже предпочел Памелу Андерсон, но это не «Опасный патруль», а Прага, и что гораздо хуже – в Варшаве.
Ромек говорит, что да.
– Что да? Что да? – спрашиваю я Ромека, потому что уже проникся атмосферой варшавского вечера на Праге у соцреалистического магазина, среди расхераченных телефонных будок, раздолбанных мостовых, шатких мостков, грохота трамваев, рахитичной зелени и вездесущих говешек на выщербленных тротуарах, диких паркингов и бугрястых банкоматов, расположенных в нишах автосалонов. А девушки все не хотят давать, ну вот не хотят и все. Они хотят хихикать и слушать, как парни рассказывают анекдоты про вялых блондинок. Хи-хи-хи, хи-хи-хи. А потом все завершается железобетонным похмелом.
Воистину говорю вам, каждому хочется быть строптивым сотрудником, мол, якобы да, а однако нет, мол, якобы что, а однако ничего, и срать на систему, но только декларативно, а потом как-нибудь, блин, уложится, потому что потом будет время выбраться, едва волоча ноги, в экзотик-тур в Таиланд, отщелкать там памятные фотографии и демонстрировать их знакомым, создавая сувенирный ореол вокруг головы и Куликовой головки.
Если бы у каждого человека был световой датчик, то, глядя на Землю с неба, можно было бы увидеть, что с некоторыми людьми мы почему-то все время пересекаемся… Тесс и Гус живут каждый своей жизнью. Они и не подозревают, что уже столько лет ходят рядом друг с другом. Кажется, еще доля секунды — и долгожданная встреча состоится, но судьба снова рвет планы в клочья… Неужели она просто забавляется, играя жизнями людей, и Тесс и Гус так никогда и не встретятся?
События в книге происходят в 80-х годах прошлого столетия, в эпоху, когда Советский цирк по праву считался лучшим в мире. Когда цирковое искусство было любимо и уважаемо, овеяно романтикой путешествий, окружено магией загадочности. В то время цирковые традиции были незыблемыми, манежи опилочными, а люди цирка считались единой семьёй. Вот в этот таинственный мир неожиданно для себя и попадает главный герой повести «Сердце в опилках» Пашка Жарких. Он пришёл сюда, как ему казалось ненадолго, но остался навсегда…В книге ярко и правдиво описываются характеры участников повествования, быт и условия, в которых они жили и трудились, их взаимоотношения, желания и эмоции.
Светлая и задумчивая книга новелл. Каждая страница – как осенний лист. Яркие, живые образы открывают читателю трепетную суть человеческой души…«…Мир неожиданно подарил новые краски, незнакомые ощущения. Извилистые улочки, кривоколенные переулки старой Москвы закружили, заплутали, захороводили в этой Осени. Зашуршали выщербленные тротуары порыжевшей листвой. Парки чистыми блокнотами распахнули свои объятия. Падающие листья смешались с исписанными листами…»Кулаков Владимир Александрович – жонглёр, заслуженный артист России.
Ольга Брейнингер родилась в Казахстане в 1987 году. Окончила Литературный институт им. А.М. Горького и магистратуру Оксфордского университета. Живет в Бостоне (США), пишет докторскую диссертацию и преподает в Гарвардском университете. Публиковалась в журналах «Октябрь», «Дружба народов», «Новое Литературное обозрение». Дебютный роман «В Советском Союзе не было аддерола» вызвал горячие споры и попал в лонг-листы премий «Национальный бестселлер» и «Большая книга».Героиня романа – молодая женщина родом из СССР, докторант Гарварда, – участвует в «эксперименте века» по программированию личности.
Действие книги известного болгарского прозаика Кирилла Апостолова развивается неторопливо, многопланово. Внимание автора сосредоточено на воссоздании жизни Болгарии шестидесятых годов, когда и в нашей стране, и в братских странах, строящих социализм, наметились черты перестройки.Проблемы, исследуемые писателем, актуальны и сейчас: это и способы управления социалистическим хозяйством, и роль председателя в сельском трудовом коллективе, и поиски нового подхода к решению нравственных проблем.Природа в произведениях К. Апостолова — не пейзажный фон, а та материя, из которой произрастают люди, из которой они черпают силу и красоту.