Герой нашего времени - [21]

Впрочем, какая разница? И так все закончим свой путь в общей могиле с маленькой дыркой в затылке. А потому надо как следует набивать брюхо. Пока оно еще функционирует.

О божественный гастроном! Смилуйся над грешниками, кающимися всей плотью своею и салом своим.

– Привет, Кшись.

– Ну привет.

– Что, вкусно?

– Для меня вкусно, а для тебя пусто.

– Хреново.

– Да уж.

– И что?

– А ничего.

– Ничего, так ничего.

– Вы знаете, – говорит маменька Кшися, когда окажешься вместе с ней в лифте, – я вас от всей души прошу представить себе, что вчера Кшисеку пришлось проснуться в два часа ночи и съесть яичницу из семи яиц – такой у него был аппетит, уж так ему захотелось яичницы, просто не приведи Господь, и еще, раз мы тут оказались, я хочу сказать, что Кшисек очень, ну просто страшно любит омлет и умеет, вы только представьте себе, сам готовить, я ему даже не помогаю делать омлеты, а он и не хочет, мама, говорит, не помогай мне делать омлеты, я и сам справлюсь, и потом, мне самому это нужно уметь. Да готовь, говорю ему, готовь, вот будет жене радость, ты и это умеешь, и то умеешь, просто чистый клад для семейной жизни, нет, правда же, хороший он мальчик, ведь верно?

Ну. И правда страшно хороший. Когда Кшисю больше неохота метать дротики в мишень в клубе «Релакс», он вытаскивает ствол, потому что ему уже неохота метать дротики. Когда Кшись лезет в карман куртки и не находит там сигарет; он вытаскивает ствол, потому что не находит в Карманах курева, потому что ему уже неохота, потому что ему уже ничего неохота, потому что у пацана, с которым Кшись сидит в «гольфе-четверке», есть, но он не хочет угостить, потому что ему не хочется, вот тогда Кшись вытаскивает ствол, потому что ему уже ничего не хочется, и говорит пацану:

– Хочешь?

Кшись, опомнись! Половина блатных сгорает из-за фраерских штучек с пушкой, но хороший мальчик Кшись не желает опомниться, потому что ему не по нраву, потому что милейший Кшись отшень любить размахивать пушкой. Это ж зер отшень как в фильмах! И еще в минуты напряжения из-за отсутствия курева любит он, как этакий суперкоп, приставить пушку пациенту к виску. Пусть пациент знает, на чьей стороне истина, вера, надежда, любовь. А когда милейший Кшись был маленький, он с удовольствием возглавлял небольшую бандочку в коротких штанишках, которая измывалась над учениками младших классов. Вот были времена! Милейшие родители гордились таким многообещающим сыном. А когда Кшись был еще меньше, то объявил родителям, что хочет, когда вырастет, стать валютчиком. Эти слова младенца рассмешили собравшееся на именины общество. А потом мама Кшися внесла яйца под майонезом, встреченные горячим одобрением. Одним словом, семейная телега катила по правильной дороге. Ежели толщина и жирность являются стигматами консюмеризма, то Кшись – это пророк из пророков. Он – первый жирный сын божий. Серотонин, содержание которого возрастает после обильной трапезы и который дает чувство радости, просто гуляет у него по организму. Не для тебя, Кшись, биоксетин, не для тебя серонил, нет, не для тебя!

Кшись, милейший потребитель, введенный в состояние гипнотического сна наяву, состояние зачарованности и атрофии способности критической оценки, стоит со мной в лифте, а я испытываю рвотное отвращение к продуктам питания. Всякий раз, когда я вкладываю в ротовую полость пищу, у меня возникает пронизывающее ощущение, что мое тело превращается в липкую взвесь порченых, прогнивших, бездеятельных, бесполезных клеток, нацеленных только на одно – стать раковыми.

– Ну ты чего, Кшись? Ты чего? Давай сядем на скамейке, поговорим, а? Потрекаем. Потрем. Постоим у выбивалки для ковров, полюбуемся на попки в стрингах. Пойдем выкурим косячок за помойкой, будет клево. Клево-кайфово. Ну чего ты, Кшись, чего? Поговорим, поржем, порассказывем друг другу старые добрые анекдоты, повспоминаем другие, такие же добрые и старые, потолкуем о порно, обменяемся мнениями о качестве силиконовых сисек, обсудим художественные достоинства фильмов категории «Vivid video», посоревнуемся, кто дальше плюнет, кто громче пернет, кто дольше рыгнет, а? Оприходуем бутылек, захорошим, будет классно, только без кайфа. Ну чего? Слышь, пошли, подождем лучших времен, каких-нибудь, блин, лучших времен, хирургического вмешательства, гинекологических щипцов, божественного акушера, а ну – гну! – что-то случится, а ну шарахнет метеорит, а? О, глянь, Толстый сюда идет, во, уже увидел нас, сейчас вообще будет клево, здорово будет, побазарим, хряпнем плодово-выгодного, по косячку выкурим, аж мир закружится, нам помогут острые локти и гибкая шея, главное – это не давать слабину. Давай, Кшись, начнем хорошеть с водярой, а потом кто-нибудь еще пригребет с каким-нибудь веселящим бутыльком. Здорово, Толстый!

– Здорово.

– Чего слыхать. Толстый? Чего, говоришь, слыхать? Старые бабы не хотят подыхать, а молодые не дают? – говорю я, но Толстый какой-то не такой, какой-то не толстый. – Чего слыхать. Толстый? А мы тут с Кшисем сидим и перетираем ни о чем, так чего, Толстый, слыхать?

– Да пошел ты, – говорит он и вздыхает так тяжело, что до нас долетает его никотиновое дыхание.