Герой нашего времени - [10]
– Госька, а зачем ты ему счет открывала? – спрашивает Бася. – Ведь с первого же взгляда видно, что он через два дня примчится – и докладывай ему, сколько у него на счете.
– Кто? Я ему открывала? – Гоха смотрит на Басю таким взглядом, словно это Бася открыла.
– А кто еще? Может, я? – Бася смотрит на Гоху взглядом, исключающим любое возражение.
– Ну, может, и я открыла, – говорит Гоха, – но ты же знаешь, Бася, нам надо было догонять до контрольной цифры.
– Ну, вот и получили, – говорит Бася. – Является каждые два дня и задает дурацкий вопрос, а как пенсия придет, так сразу снимает все до гроша. Нет, Госька, нам такие клиенты не нужны.
– Бася, я ж понимаю, что таких клиентов нам не нужно, и сейчас я бы ему ни за что не открыла, – говорит Гоха и внутри себя начинает нервничать.
А когда Гоха нервничает внутри себя, она бросает ручку на стол и выходит, колыхая большим, но увядшим бюстом, в служебное помещение, но на самом деле в уборную покурить, хотя это нельзя, так как запрещено правилами внутреннего распорядка, а бывает, гневно заваривает чай и глотает красивые таблетки, которые должны уберечь ее тело от гибельных сверхвоздействий вредных факторов внешней среды.
среда
– Добрый день, пан Богдан, вижу, у вас новая машиночка, «ланцечка», да? Красивая, надо признать, красивая. Что сегодня будем? С фирменного счета или с личного, сперва взнос на личный, а потом на фирмы, да? Мирек, обслужи пана Богдана, да не проверяй ты документы у пана Богдана, ведь ясно же, что это пан Богдан, присядьте, пожалуйста, и подождите минутку, коллега сейчас принесет вам подтверждение на подпись. Что слышно, пан Богдан? Дела идут, если позволите так выразиться? Ну и чудненько, страшно приятно слышать, что идут. Да, конечно, я знаю, какая ситуация на рынке, да, ничего не движется, но кому сейчас легко? Будем надеяться… Мирек, как там наши операции? Еще нет? Поторопись, пан Богдан не может так долго ждать, ты только пойми: фирма, обязанности. У моего знакомого тоже такая машина, только красная. Должна сказать, выглядит очень представительно, но сами понимаете, если занимаешься серьезными делами, надо как-то… Мирек, что там с переводами? Уже? Так давай быстро сюда. Ах, еще печати? Ой, как ты возишься, ну вот, пан Богдан, пожалуйста, распишитесь вот здесь и еще здесь, все, подтверждение на зеленой копии – это вам, разумеется, можете выкинуть, это как вам угодно, это уж ваше дело, но я бы порекомендовала сохранить до получения ежемесячной выписки со счета, чтобы можно было проверить, сравнить, все ли сходится, ну, само собой, вы не обязаны это делать, к тому же это банк, тут все должно быть тютелька в тютельку, иначе и быть не может, нет, нет, это нам приятно, мы всегда рады видеть вас, приходите к нам, приходите и обязательно передавайте привет вашей супруге!
Пан Богдан на самом деле человек опытный и неприкосновенный. Хотя и ответственный. За разные корпоративные шахер-махеры. А его жена слишком много звонит. Хорошая из них пара. Да передаст он, передаст привет, чего же не передать, обязательно передаст.
– Раз на коне, раз под мухой, как говорится, главное, чтоб дела шли, – бросает пан Богдан на прощание, а брюки у него на заду свисают, как дряблая кожа.
Пан Богдан садится в свою новую «ланцу», плюхается, громогласно пернув, на удобное сиденье, вытирает рукавом нос и спокойно съезжает с высокого поребрика, отчего «ланца» издает стон, а душа пана Богдана мигом переполняется страхом божьим за подвеску. Пан Богдан мысленно дает себе торжественную клятву, что в следующий раз обратит внимание предупредительного персонала банка на необходимость позаботиться о конкретном, удобном месте парковки для моторизованных клиентов.
Бася с благоговением наблюдает, как пан Богдан плавно вписывается в уличное движение, и в этот упоительный миг у нее возникает ощущение, будто она соприкоснулась с трансцендентальным. Такой вкладчик – это же просто клад! И как красиво он обделал дело со своими сотрудниками! То есть это Бася обделала, а пан Богдан только решительно подтвердил: больше жалованье они на руки получать не будут, потому как, в конце концов, уже двадцать первый век, и эта страна должна наконец выглядеть как подобает, больше никаких наличных на руки, вся зарплата теперь будет переводиться на сберегательно-расчетный счет, именуемый в просторечии СРС, а если эти неблагодарные работники, эти неуклюжие распустехи, швабры ресторанные будут недовольны, то он им скажет, чтобы не выебывались, тут им не государственное учреждение, чтобы капризничать, а ежели им не нравится, так скатертью дорога. И никого не колышет, что за своими деньгами теперь надо переть через полгорода, потому что какое значение имеет жизнь людских ресурсов и их ничтожные проблемы перед бесконечным величием вселенной? Вот именно.
– Что, уехал этот жулик? – спрашивает Гоха и смотрит в окно.
– Госька, ну что ты такое говоришь? – спрашивает Бася, и во рту у нее моментально появляется горький, неприятный привкус.
– Да жулик он, Бася, жулик, на всяких махинациях сделал капитал. Что, думаешь, я не знаю? Сколько лет прошло, как он стоял у кино и спекулировал билетами? Валютчик трижды хезаный, сейчас у него два ресторана, а как был депутатом, так жил на взятки, а суточных ему только на сигареты хватало, пенсионер от коррупции. А еще вот послушайте: он по пьянке человека задавил насмерть, и ничего, сунул кому надо, отмазался, снова водит машину, жена и дети дома, а любовницу он сделал вице-президентом фирмы, точно, точно, я видела ее, он приходил с ней, с давалкой, а она и двух слов связать не может, да и он не лучше…
В сборник произведений современного румынского писателя Иоана Григореску (р. 1930) вошли рассказы об антифашистском движении Сопротивления в Румынии и о сегодняшних трудовых буднях.
«Песчаный берег за Торресалинасом с многочисленными лодками, вытащенными на сушу, служил местом сборища для всего хуторского люда. Растянувшиеся на животе ребятишки играли в карты под тенью судов. Старики покуривали глиняные трубки привезенные из Алжира, и разговаривали о рыбной ловле или о чудных путешествиях, предпринимавшихся в прежние времена в Гибралтар или на берег Африки прежде, чем дьяволу взбрело в голову изобрести то, что называется табачною таможнею…
Отчаянное желание бывшего солдата из Уэльса Риза Гравенора найти сына, пропавшего в водовороте Второй мировой, приводит его во Францию. Париж лежит в руинах, кругом кровь, замешанная на страданиях тысяч людей. Вряд ли сын сумел выжить в этом аду… Но надежда вспыхивает с новой силой, когда помощь в поисках Ризу предлагает находчивая и храбрая Шарлотта. Захватывающая военная история о мужественных, сильных духом людях, готовых отдать жизнь во имя высоких идеалов и безграничной любви.
1941 год. Амстердам оккупирован нацистами. Профессор Йозеф Хельд понимает, что теперь его родной город во власти разрушительной, уничтожающей все на своем пути силы, которая не знает ни жалости, ни сострадания. И, казалось бы, Хельду ничего не остается, кроме как покорится новому режиму, переступив через себя. Сделать так, как поступает большинство, – молчаливо смириться со своей участью. Но столкнувшись с нацистским произволом, Хельд больше не может закрывать глаза. Один из его студентов, Майкл Блюм, вызвал интерес гестапо.
Что между ними общего? На первый взгляд ничего. Средневековую принцессу куда-то зачем-то везут, она оказывается в совсем ином мире, в Италии эпохи Возрождения и там встречается с… В середине XVIII века умница-вдова умело и со вкусом ведет дела издательского дома во французском провинциальном городке. Все у нее идет по хорошо продуманному плану и вдруг… Поляк-филолог, родившийся в Лондоне в конце XIX века, смотрит из окон своей римской квартиры на Авентинский холм и о чем-то мечтает. Потом с риском для жизни спускается с лестницы, выходит на улицу и тут… Три персонажа, три истории, три эпохи, разные страны; три стиля жизни, мыслей, чувств; три модуса повествования, свойственные этим странам и тем временам.
Герои романа выросли в провинции. Сегодня они — москвичи, утвердившиеся в многослойной жизни столицы. Дружбу их питает не только память о речке детства, об аллеях старинного городского сада в те времена, когда носили они брюки-клеш и парусиновые туфли обновляли зубной пастой, когда нервно готовились к конкурсам в московские вузы. Те конкурсы давно позади, сейчас друзья проходят изо дня в день гораздо более трудный конкурс. Напряженная деловая жизнь Москвы с ее индустриальной организацией труда, с ее духовными ценностями постоянно испытывает профессиональную ответственность героев, их гражданственность, которая невозможна без развитой человечности.