Героиня - [31]

Глаза у Рэйчел вспыхнули от гнева. Но Нацинет крепко держала в руках пистолет.

- Она восстала. Выступила против белых. Вступилась за всех нас!

Нацинет оглянулась на старуху, сгорбившуюся на койке позади нее.

- Она ни черта не сделала, но побывала за решеткой, а потом снова оказалась в том гадюшнике, который ее породил. Да, она боролась за вас, но какая от этого польза? У вас есть право голосовать, получать образование, иметь собственность, выполнять ту же работу, что и белые, но что вы делаете? Грабите друг друга, продаете наркотики, работаете за минимальную заплату, или сидите на пособии и рожаете еще больше внебрачных детей. Так какую же пользу она принесла?

Адель застонала и завалилась набок. Из разреза на губе вытекла струйка крови и побежала по подбородку.

Рэйчел с болью в глазах смотрела в главную спальню.

- О, господи! Что ты с ней сделала?

- То, что белые на протяжении веков делали с вами, невежественные вы ублюдки.

Рэйчел повернулась к Нацинет. Она выглядела напуганной и растерянной.

- О чем ты говоришь?

- Сейчас это не имеет большого значения, не так ли? Снимай колготки.

- Что?

- Я сказала, снимай свои гребаные колготки, или я вышибу мозги из твой кучерявой башки!

Рэйчел колебалась лишь секунду, прежде чем подчинилась и стянула колготки до колен.

- Теперь ложись на живот.

- Что ты собираешься делать?

- Собираюсь вставить пистолет в твою жирную задницу и спустить курок! Ложись на живот!

Рэйчел снова подчинилась.

- Положи руки за голову. Уверена, ты знаешь эту позу.

Рэйчел сцепила пальцы за головой.

Нацинет вытащила из ящика прикроватной тумбочки два рулона хирургической ленты и принялась связывать Рэйчел запястья. Для этого она села женщине на спину, с удовлетворением услышав, как под весом ее тела из легких у нее вышел воздух. Закончив и продолжая сидеть у женщины на спине, она развернулась и связала ей лодыжки.

- А теперь просто лежи здесь, пока я не решила, что с тобой сделать.

Нацинет понимала, что должна убить женщину. У нее не было другого выбора. Ей просто нужно придумать, как избавиться от тела. Женщина была слишком тяжелой, чтобы она смогла сама спустить ее вниз по лестнице. И в этой крошечной квартире негде было спрятать тело. В крайнем случае, ей придется разрубить его и вынести по частям.

- Мне нужна ножовка. - Сказала она вслух, и Рэйчел принялась извиваться, изо всех сил пытаясь освободить руки и ноги.

- Не убивай меня! Я тебе ничего не сделала! Я даже тебя не знаю! Пожалуйста, не надо меня пилить!

- Ты ничего мне не сделала?

- Да, я ничего тебе не сделала. Разве я чем-то когда-нибудь тебе навредила?

- Такая же черная сука, как ты, отняла у меня папу! Да, толстая, вонючая, кучерявая черная сука, как ты, соблазнила его и погубила.

- Но это же была не я! Я не делала этого! Я даже не знала твоего папу!

Нацинет встала и жестко ударила Рэйчел ногой в живот. Она била ее снова и снова, наслаждаясь тем, как ее туфля входит в мягкую плоть медсестры. Затем она принялась топтать ее, прыгать на груди и голове, превращая ее нос в кровавую кашу. Рэйчел стонала и кричала, а Нацинет снова и снова наносила удары.

- Но это были вы! - закричала Нацинет. - Это были вы все! Вся ваша гнилая, дерьмовая культура. Вы убили его! Вы все!

Нацинет успокоилась, осознав, что слишком громко шумит. Стены в доме были тонкими, как бумага, а напротив через улицу по-прежнему околачивались те хулиганы. Она подошла к окну и посмотрела сквозь жалюзи. С их стороны доносились оглушительные звуки рэпа, а еще к ним присоединилось несколько молодых девчонок. Все были чем-то заняты. Все, кроме одного, здорового парня, который, казалось, был у них за главного. Он смотрел прямо на дом, прямо на окно, прямо на Нацинет. Она отпрянула от окна и бросилась к Рэйчел, все еще стонущей на полу. Кровь из разбитого носа и губ натекла на ковер. Нацинет оторвала еще один кусок хирургической ленты и заклеила ей рот.

- Ты, правда, хочешь знать, что вы, люди, сделали с ним? Как вы его убили? И почему я так сильно ненавижу вас, никчемных ублюдков? Когда мой отец приехал с матерью в Америку, его лицензию врача не приняли, не разрешили практиковать медицину без американского диплома. Отправили его обратно в мединститут, когда ему было почти сорок. В любом случае, семье моей матери не понравилось, что она связалась с этим африканцем. А затем они узнали, что он больше не врач, что ему не берут на работу, и стали серьезно осложнять ему жизнь. В их глазах он был одним из вас. Они смотрели на него и видели вас. Даже не эритрейца. Она видели афроамериканца. - Нацинет выпалила это слово с таким отвращением, будто пыталась выплюнуть его изо рта. - Они угрожали отречься от моей матери, если она не порвет с ним. В их глазах он был даже хуже, чем ниггер. Он был африканцем. То, что она вышла за него замуж, было для них позором. О, среди друзей они вели очень либеральные речи, но втайне от других испытывали чувство стыда. Моя мать продолжала с ним жить, пока у них не кончились деньги. Затем она взяла меня, собрала все свои вещи и ушла от него. Переехала в Честнат-Хилл к своей семье, а он перебрался в Маунт-Эйри.