Героиня мира - [74]

У меня разболелась голова, мне хотелось убежать. Вопреки всем ожиданиям, мне позволили это сделать. Ритуалы подошли к концу, осталось только совершить воздаяние стоявшему возле лестницы Випарвету, поднести ему вина и соли. Статуя из черного мрамора (как гробница возле дома) — волк в одеянии, похожем на священническое облачение, поднялся на задние лапы. В больших стройных лапах он держал лампаду, и пламя ее задрожало, когда я насыпала на поднос соли и налила вина в чашу. Мне еще ни разу не дозволили совершить приношение Випарвету, даже в ходе бракосочетания, что положено, если оно совершается в обычных условиях. А вдруг он зарычит на меня, или над лесом, повергая всех в ужас, пронесется его призрачный вой, как уже случилось однажды…

Но божество никак не откликнулось, приняв воздаяние. Служанка повела меня наверх, на галерею, потом налево и под арку в стене. За нами шла Роза, неся мои цветы. Слуги Гурца и госпожа глядели на нас, пока мы не скрылись из виду.

Что же я здесь делаю? Сомнения нет: среди всех бурных океанов, отчаянно трепавших меня — осады, войны, смерти, — этот ужасней и неотступней всех.

Мне снова придется влезть в одежду, которая мне не по размеру, и вырасти, подстраиваясь под нее.

Я металась по постели, забывшись лихорадочным полусном, а за шторами в окнах догорал день.

Бессердечная Роза поздравила меня, поохала и поахала насчет дома, насчет странностей госпожи и ушла от меня в соседнюю комнату, чтобы поразвлечься, разбирая багаж и разглядывая шкатулки с принадлежностями для шитья. Похоже, она уже чувствует себя как дома или по крайней мере освоилась с незнакомым местом и готова плыть к только-только завидневшемуся берегу.

А как же я стану здесь жить?

Мне приснился Гурц, он стоял посреди озера, прямо на воде, как кудесник. И смеялся, тряся бородой. «Аххр, малышка Ара!» — прокричал он, радуясь моей беде. Вовсе это не щедрый подарок, он просто отомстил мне. Я его не любила. Он умер. А теперь повесил мне на шею резной жернов с росписью.

Сквозь темный, как слива, навес над кроватью с синим бархатным пологом и столбиками, как мне показалось, из цельных стволов деревьев, украшенных завитками и рифлением, проступали потолочные балки, а на них розовые, как конфетки, голубки клевали красные и зеленые яблочки; маленькие синие певчие птички и вороны цвета индиго держали настоящие цветы, собранные к моему приезду, с которых на пол осыпались лепестки. («Как хорошо, что из этих пташек не посыплется ничего другого!» — воскликнула бездушная Роза.)

Я снова задремала, и мне приснилось, будто Гурц привез меня в этот дом и несет меня, свой цветок, вверх по лестнице, вдоль по галерее, через арку в стене, по коридору и снова вверх по этим ступенькам сюда, в Западную Башню. Мне отвели женскую спальню. Спальня хозяина — его собственная — находилась в башне на восточной стороне. Супружеские пары проводили ночи лишь в хозяйской спальне. Эта запасная комната, предназначенная для хозяйки, служила ей во время родов, болезни или вдовства. Приснившийся мне Гурц принес меня сюда, как и положено, и бросил на постель. Лицо его вдруг начало таять, в нем проступили черты другого человека. Я увидела перед собой Драхриса, а затем — и это оказалось поразительней и страшней всего прочего — залитого кровью Ликсандора, лежавшего и всхлипывавшего среди травы на месте поединка.

Призрачная волна подхватила меня, я проснулась и огляделась.

Где я? Ох, все там же.

Свет за шторами стал мягче. Длинные тени заливали поверхность предметов и затекали под них снизу. Я осталась в одиночестве. Мне некого позвать на помощь.

Я поглядела вверх на раскрашенных птичек — и тут у меня вдруг оборвалось сердце. Я принялась их оплакивать, потому что они не вызывали у меня любви, так же как и все эти краски, цветы, протянутые ко мне ладони, вино в честь приезда, старуха, озеро.

Перед смертью он предрек мне жизнь в этой комнате. «Ты пересчитаешь всех птичек».

Глядя сквозь слезы, я попыталась сосчитать их.

Но глядя сквозь слезы, их не сосчитать.

2

На самом деле нельзя сказать, чтобы я очутилась в клетке. То есть если не считать телесной клетки, в которой заперт каждый из нас и о существовании которой я начала догадываться еще раньше.

Воллюс и время, проведенное в ее владениях, кое-чему научили меня по части домоводства. В моем мозгу сохранились воспоминания даже о том, как мама управлялась с нашим куда более скромным и чуть необычным хозяйством. В усадьбе Гурц в моем распоряжении оказалась целая армия работников. Стоит мне чуть-чуть подтолкнуть этот шар, и он завертится.

Мельм стал при мне управляющим, его хозяин позаботился о том, чтобы он перешел на эту, более высокую должность. Поместье было знакомо ему с детства, он знал о нем все на свете и пользовался всяческим уважением среди его обитателей. Благодаря его обхождению со мной и, вероятно, его отношению ко мне, проявленному во время моего отсутствия (он переехал в усадьбу еще весной), все усвоили, что ко мне следует относиться с почтением. Мне полагалось лишь уделять по полчаса внимания в день экономке и старшей горничной, когда те заходили. А в остальное время откликаться на приглашения к завтраку (роскошные фрукты, свежевыпеченный хлеб) или к обеду (лесная дичь и озерная рыба). Я одаривала прислугу улыбкой и старалась запомнить, как их всех зовут, а они воспринимали меня как цветок, выросший среди их лесов. Подобное великодушие должно бы оказать умиротворяющее воздействие. Впрочем, у меня оно вызывало беспокойство. Неужели участь обитателей поместья, захваченного имперской короной, так страшна, что мое появление здесь оказалось предпочтительней?