Героиня мира - [39]

Что касается меня, мой неизменно дурной аппетит оказался весьма кстати. Я привыкла обходиться без еды, и настоящий голод еще не взялся за меня как следует.

В тот вечер, однако, от крайне скудного ужина не осталось ничего. А после еды Гурц отправился в палатку генерала.

Бескрайняя белая, уставленная биваками скатерть из снега уходила вверх, вниз, вдаль к чернильно-пасмурной линии горизонта. У входа в палатку стояли три женщины, две из них жались, кутаясь в обмотанное раз по двенадцать тряпье, которое уродовало их и уподобляло пугалам. Третья выпрямилась во весь рост. Словно гора возвышалась она под блестящей шкурой черного медведя, а над вершиной, будто луна, — окаймленное мехом капюшона лицо. Кронианка, одна из женщин, проделавших вместе с армией путешествие на юг и теперь возвращавшихся обратно. Густые черные брови на лице, окрашенном в белое и красное, яркие цвета, данные ей природой.

Из-под капюшона выглядывал головной убор в восточном духе: вдоль щек и лба бахромой тянулись ряды переливчатых золотых бляшек. Бросив на меня взгляд, она кивнула; монисто опять отозвалось звоном, как упряжь с колокольчиками. В ее речи ощущался акцент провинций, хотя кронианский был ее родным языком.

— Ты — любовница полковника Гурца. Я Джильза. Они меня знают, даже этот вот, — небрежный кивок в сторону Мельма, — я предсказываю судьбу. У меня хранится ключ к премудростям из краев Тарас Инда, к тайнам Змеиных Королей. Я могу кое-что тебе рассказать. А ты могла бы подарить мне за это вещи, которые я на твой взгляд заслужила. — Я не сводила с нее глаз, и длинная белая рука, прикрытая лишь браслетами из крашеного дерева и слоновой кости, взметнулась вверх, словно змея, указывая в небо. — Видишь круг?

Мне было незнакомо кронианское слово «круг», я в недоумении запрокинула вверх голову и тогда догадалась, что она имеет в виду луну: не свое лицо, а небесное светило.

Что-то необыкновенное происходило с нею. Диск приобрел форму безукоризненного круга, и усеянное звездами небо проступило с четкой ясностью на много миль окрест него. А за очертившим эту часть пространства белым кругом такой же безупречной формы, как и сама луна, раскинулись, сливаясь с мраком и землей, непрозрачные беззвездные небеса. Я будто заглянула через край в огромный котел. Никогда еще не открывалось моим глазам подобное зрелище, этот гигантский ореол, образованный высокими перистыми облаками и частичками льда в воздухе. Оно показалось мне сверхъестественным и привело меня в смятение.

Я перевела взгляд на женщину, ожидая разъяснений.

Но она сказала только:

— Я зайду к тебе в палатку.

Я впустила ее, ведь мне показалось, что даже луна и темнота подвластны ей, а потому она, вероятно, сумеет мне помочь, хотя я совершенно не представляла себе, каким образом. Мельм больше не пытался ей воспрепятствовать; презрительно усмехаясь, он повернулся к горевшему поблизости костру. Пришедшие вместе с ней женщины присели у стены, будто собаки, и принялись ждать. Внутри палатки в жаровне на треноге горели угли, и она сразу же пошла погреться, впрочем, безо всякой спешки. Эта женщина не имела возраста; холод высушил кожу, на которой не было ни одной морщинки, но губы ее не потрескались от мороза.

— Садись, — сказала она, обращаясь ко мне, и я присела на табуретку, а она подошла к креслу Гурца и опустилась в него; мы оказались друг напротив друга, нас разделял складной обеденный столик.

Она пристально глядела на меня какое-то время. Меня так и подмывало отвести взгляд, но я решила, что мне это не удастся. К тому же, пребывая во власти этих черных, словно металлических, глаз, сплошных зрачков с тоненькими золотыми ободками, похожих на кошачьи глаза среди ночи, я почувствовала облегчение.

По прошествии некоторого времени она заговорила снова:

— Ты совсем дитя, даже младше своих лет. Но и старше тоже. Доживи ты хоть до девяноста, все равно окажешься старше.

Я не поняла, но прервать не посмела.

— Многого я не смогу рассказать тебе. Но кое-что смогу. Веришь?

От ее дыхания язык мой задрожал, будто свечка.

— Дд… да.

— И что же ты мне подаришь?

Лицо ее казалось суровым и чистым, но я догадалась, что, судя по всему, она еще и обманщица. При этом я не имею в виду шарлатанства. Как-то давным-давно мы с Литти посетили гадалку на ярмарке. Она напугала нас, и мы с хихиканьем убежали. Предсказания ее звучали бессвязно, она ни разу не угадала правильно, и сила ее воздействия возникала в основном благодаря присутствию большой ящерицы, неподвижно лежавшей в клетке около ее локтя. Женщина по имени Джильза была существом совсем иного порядка. Вероятно, она явилась ко мне, потому что знала о моей неопытности и о том, что Гурца не окажется рядом (как злая ведьма из сказки).

Либо сплетники, либо боги сообщили ей о моих затруднениях. Как мне кажется теперь — и те и другие.

Я не успела ответить, а она уже принялась раскладывать по столу яркие карты с вычурными изображениями зверей и каких-то существ, зданий, символов планет, оружия и растений. Она раскинула их трижды, всякий раз сметая предыдущий расклад к себе в рукав, или так мне показалось. На третий раз она оставила одну-единственную карту и, сняв ее со стола, показала мне. Бледная женщина в белом и желтом на темно-красном фоне, а за головой у нее — зеленое солнце. Из руки ее сыпались гиацинты, сменявшиеся на пути падения бумагами, затем дымом, кровью, жемчугами и каплями прозрачной воды. Возле ее ног поток этот превращался в тканый ковер со сложным абстрактным рисунком. В другой руке, правой, она держала жезл; я увидела ударяющую в него молнию. Она улыбалась, но по щекам ее катились слезы. Голову ее венчала бриллиантовая тиара, ноги же оставались босыми, половина подола свисала клочьями.