Героиновая пропасть - [21]

— Потому что это правда.

— Не знаю, не знаю… Телефон сгорел вместе с машиной. Проверить, кто вам и откуда звонил, невозможно, так? Голос вы, конечно, узнали, иначе бы не вылетели из машины пулей, а усомнились бы, полезли в худшем случае проверять, так?

Рожков машинально кивнул.

— Не слышу вашего ответа! — строже сказал Турецкий. — Вы не кивайте, а говорите!

— Нет, не так, — возразил Рожков, опомнившись, чем вызвал откровенную насмешливую улыбку Турецкого. — Хотите верьте, хотите нет, но я правду сказал.

— Не всю, гражданин Рожков. Далеко не всю, — вздохнул Турецкий.

Минут тридцать ушло у него не заполнение протокола допроса потерпевшего. Закончив процедуру, Турецкий произнес:

— Ну ладно, отдыхайте. Охрану я снимаю. А вы все-таки подумайте теперь в одиночестве на досуге. Если успеете, — и Турецкий встал.

— Это почему? — вдруг почти со злобой воскликнул Рожков и даже сделал попытку привстать, но голова его рухнула на подушку.

— А потому что, я уже вам сказал, человека, не выполнившего задание или выполнившего его плохо, убирают. Эх вы, а еще афганец! Видно, крепенько ваш хозяин сумел кому-то насолить! И вы, Владимир Сергеевич, это хорошо знаете, но молчите. Потому что либо сами вместе с ним по уши увязли, либо просто боитесь за свою шкуру. Но если за вас уже взялись, то теперь обязательно достанут, можете мне поверить. На первый раз припугнули, а второго вы уже не увидите. Не сумеете.

— Мне надо подумать, — сказал Рожков.

— Сейчас хотите думать или потом?

— Я устал, потом.

— Хорошо, надумаете, скажите медсестре, чтобы сразу позвонила вот по этому телефону, — Турецкий положил на тумбочку свою визитную карточку.

— А это… — начал было Рожков и замолчал, пряча взгляд.

— Не понял?

— Охрана посидит еще?

— Если вы просите ее оставить, я оставлю, но вы сами понимаете.

— Я понимаю…

Выйдя в коридор, Турецкий направился прямиком к девушке, застывшей у окна. Приблизившись, строго спросил:

— Вас ведь Наташей зовут, так?

Она кивнула, и лицо ее почему-то вспыхнуло. Смутилась, опустила глаза.

— Где у вас здесь курят, извините? Вы-то курите?

Она опять несколько растерянно кивнула и заговорила:

— Что вы! Здесь нельзя! Мы это делаем на лестнице, на втором этаже, там место специальное.

— Пойдемте, — решительно сказал Турецкий и взял ее под локоть.

Возле мусорной урны, когда закурили, — Турецкий предложил свой «Давыдофф», который не столько курил сам, сколько угощал для престижа, — он, не меняя сурового выражения лица и сухого тона, спросил:

— У вас, Наташа, какой график дежурства?

«Начинается… — подумала она. — Все они одним миром…»

— Мои сутки закончатся сегодня в девять вечера… А что?

— Ага, значит, вы и вчера здесь были?

— Естественно.

— За прошедшее время кто-нибудь справлялся о Рожкове? Звонил там, интересовался здоровьем? Приезжал?

— При мне — нет, никто. А что-нибудь случилось?

— Пока, слава богу, нет… Он там xoчет вам что-то сказать… Ну, зайдете. А вот у меня к вам будет настоятельная просьба. Приказать, сами понимаете, не могу. Хотя это примерно одно и то же. Если кто-то появится или заинтересуется им, немедленно позвоните мне. Свой телефон я оставил в палате у Рожкова. И той девушке, которая вас сменит, тоже передайте мою настоятельную просьбу. Понятно?

— Ну вы прямо как генерал! — засмеялась девушка.

— А я и есть генерал, — с усмешкой заметил Турецкий. — Так не забудьте… Что ж я вам еще хотел сказать, Наташа?.. Ах да, — он проницательно посмотрел ей в глаза. — Вы прекрасно выглядите! Молодец! Умница! Всего хорошего.

И, бросив окурок в урну, Турецкий вежливо кивнул и легко сбежал по лестнице в нижний холл.

А вот теперь он мог уже точно сказать, что оставил девушку в большом раздумье. И она непременно позвонит. Даже если в том не случится большой нужды.

«Хорошая девочка», — сказал себе Александр Борисович, выруливая из Грохольского переулка на проспект Мира, чтобы, развернувшись у метро, ехать в центр. Движение было довольно плотным, и все его манипуляции заняли немало времени. А когда он выбрался наконец на Садовое кольцо, его достал звонок мобильника.

— Слушаю, Турецкий, — привычно отозвался он.

— Саня, ты где находишься? — услышал он голос Грязнова.

— Покинул Склиф и в данный момент качу в сторону Самотеки.

— Ныряй срочно под эстакаду и возвращайся! Сейчас туда же прибудет дежурная бригада.

— А что случилось? — И сердце почему-то тревожно заныло.

— Стрельба там, Саня, — не объясняя больше ничего, Грязнов отключился.

«Вот оно!» — мелькнула мысль. А руки автоматически кинули машину вправо, вызвав тревожно-истерические гудки клаксонов позади себя.

Наташа проводила глазами спускавшегося по лестнице следователя. Она не торопилась. Впереди еще почти целый день, успеется. И набегаешься, и напляшешься, как говорится. Не обратила она внимания на широкоплечего, бритого наголо парня в белом халате, который курил поблизости, поглядывая на нее. Он видел, как она курила со следователем, но тогда не обращал на нее внимания, а теперь словно прилип. И глаза его были какие-то напряженные, что ли, нехорошие.

Она пошла к лестнице, чтобы возвратиться в свою реанимацию. И тут парень неожиданно легко, почти молниеносно, оказался рядом с ней, крепко ухватил за локоть и зашептал в самое ухо: