Героиновая пропасть - [11]

«Чересчур большие», — отметил Турецкий. У него ж голова болит, только что продемонстрировал это с помощью проглоченной таблетки, как ее, ну, Костя же давал, а? Темпалгин!

— Почему вы решили, что мне может быть известен преступник? — Каманин не скрывал своего изумления.

— Извините за грубость, но обычно я знаю, кто и почему хочет дать мне по морде, — Турецкий хмыкнул, извиняясь жестом. — Но это, естественно, обо мне. Я многим, вероятно, крепко насолил, значит, есть за что. А вы? Какие могут быть проблемы подобного порядка у заместителя министра, — Турецкий возвысил указательный палец к потолку, — иностранных дел?! Не понимаю.

— Moжет быть, какие-то служебные сложности? — тактично поправил коллегу Грязнов.

— Вячеслав Иванович! — почти возмутился Турецкий. — Ну какой, извини, ишак станет подсиживать, к примеру, своего начальника таким варварским способом? Ты что, не в курсе, как это нынче делается?

— Вот раз ты заговорил, Александр Борисович, об «нынче», то тебе лучше других должно быть известно, каким образом чаще всего и решаются сегодня неразрешимые споры, — возразил Грязнов.

«Они что же, спектакль тут передо мной разыгрывают? — напрягся Каманин. — Дурака, что ли, валяют? С какой стати?!»

Он уже хотел было оборвать «спорщиков», указав им на полную неуместность их поведения, но почему-то так же быстро и передумал. Пусть поупражняются. Сам спрашиваю, сам и отвечаю! Во всяком случае, есть возможность проследить за ходом их мыслей.

— Но ты говоришь, Вячеслав Иванович, о совершенно определенной среде! — продолжал настаивать Турецкий. — А к ней, извини, я даже и в плохом сне не решился бы отнести Егора Андреевича!

— Да, это аргумент, Александр Борисович, — важно согласился генерал Грязнов, тоже отодвигая от себя пустую чашку. — Это — аргумент, ничего не скажешь. Однако… а?

— А что у нас с водителем? — снова повернулся к Каманину Typeцкий.

— Не понял, в каком смысле? Он же ранен, кажется, даже без сознания. Он находится в реанимации. Поэтому я ничего не знаю, а спросить, извините, пока не у кого.

— Нет, я не в плане его состояния, это мы уже знаем. Там наши товарищи позаботились, чтобы с ним ничего нечаянно не случилось.

— А что может еще случиться? — забеспокоился Каманин.

— Разное, — уклончиво ответил Грязнов.

Он переглянулся с Турецким, и следователь пояснил:

— Понимаете, Егор Андреевич, если ваш Рожков является одним из соучастников преступления, но, скажем, при этом просто пострадавший по собственной неосторожности, то обязательно найдутся люди, которые захотят на этом деле поставить точку. Иными словами, не дать ему возможности открыть рот. Замочить, проще говоря. А если у него нет компаньонов, а взрыв — это его собственная инициатива? Обида, к примеру за что-нибудь? Сами сказали ему что-нибудь не то или не так? Что вы думаете на этот счет? Он давно у вас? В смысле — с вами?

— Обидеть Володю?.. — задумчиво протянул Каманин. — Нет, не готов ответить на этот вопрос. Знаете, в жизни ведь всякое бывает. Нервы там, то, иное, бывает, и повысишь голос. И не от зла или желания оскорбить, обидеть, а просто по дурной инерции… Да, а Володя, между прочим, служил в Афгане. Ветеран, так сказать. Тут eсть своеобразный, если хотите, налет… Они очень непростые люди, эти бывшие «афганцы». Уж кому и знать-то, как не мне!

— Да, мы в курсе, — закивали Грязнов с Турецким. — А что, вы с ним и там были знакомы?

— Нет, познакомились гораздо позже. Здесь уже. Четвертый год пошел. Я даже обрадовался, когда узнал, что он служил в десантуре. Участвовал в Панджшерской операции… хотя вам это наверняка ничего не говорит. А ведь это как особая проба на драгметалле. Не думаю, что здесь может крыться основная причина. Хотя, быть может, ваши соображения и не лишены какой-то логики.

— А не основная? — спросил Турецкий.

— Простите, не понял.

— Вы сказали, что основная причина быть здесь не может. А не главная? Ну, такая, которая могла бы, скажем, спровоцировать подобные действия? Косвенная, например?

— Нет, по-моему, вы просто усложняете.

— Я согласен с вами, Егор Андреевич, истина чаще всего бывает на поверхности, просто мы не сразу ее видим. Или считаем, что столкнулись с явлением невероятной сложности, когда на самом деле оно и яйца выеденного не стоит.

— По-моему, вас качнуло в противоположную сторону, нет? — с легкой иронией спросил Каманин.

— Качели, ничего не поделаешь, — покивал согласно Турецкий. — А где ваша машина вообще-то обретается? Вам известно, в каком гараже? Обреталась, извините.

— В нашем, мидовском. Это здесь неподалеку, под эстакадой Kaлининского моста, я все по старой памяти, он же как-то иначе теперь называется?

— Возможно, не интересовался. А кто берет машину? Осматривает ее перед выездом? Там как, имеется хоть какой-нибудь контроль, вы не в курсе?

— Знаете, честно, не приходилось интересоваться ни разу. Это все лежало на Володе. И он был в этом отношении скрупулезен. Bсегда чист, заправлен под завязку, аккуратен, точен.

— Точность — это ведь и ваше коронное качество?

— Вы уже слышали? — довольно улыбнулся Каманин. — Да, дипломатам так положено. До мелочей.