Героический эпос народов СССР. Том 1 - [39]

И увидел: три злобных хана,

Повернув скакунов нежданно,

Верховых повернув поток,

Удаляются на восток...

Ворон сообщает богатырям Гэсэра о тяжелом ранении Эрхэ-Манзана

Зашумели тридцать и три,

Загремели богатыри -

Эта весть была им желанна:

"Если в страхе ушли с войны

Злобных три шарагольских хана,

Властелины Желтой страны,

То к чему нам раны и муки?

То к чему нам стрелы и луки?

Нужно ль мучить напрасно людей?

Разбивать мослаки лошадей?

Что нам делать на поле бранном?

Возвратимся лучше домой,

Насладимся вином и айраном!"

Но Саргал, великий душой,

Опечаленным был и расстроенным.

Он сказал Гэсэровым воинам:

"Вы хотите вернуться, чтобы

Враг разрушил наш мир и покой?

Есть предел у небесной злобы,

Нет предела у злобы людской!"

Так Саргал говорил в печали.

Но бойцы Гэсэра не вняли

Речи твердой, речи прямой

И коней повернули домой.

В золотые вступили ворота,

Прискакали к Алма-Мэргэн,

Говорят ей: "Ушла забота,

И веселье пришло взамен!

Удалились жестокие ханы,

Убежали в испуге вспять,

Убоялись они воевать.

Спрячем стрелы свои в колчаны

И начнем опять пировать!"

И тогда Гэсэра супруга

Стала с севера, стала с юга

Люд-народ на пир созывать.

Гору мяса и гору масла

Перед всеми ставит она,

Чтобы радость в сердцах не гасла.

Разливает озера вина.

Восемь дней веселие длится,

Длится пир девять дней и ночей.

Покраснели желтые лица

Тридцати и трех силачей.

И от хмеля и от курения

Богатырского табака

Ослабели до одурения

Эти тридцать и три смельчака.

Буйный пир Саргала тревожит.

Говорит: "Сыновья-сыны,

Будьте бдительны, будьте умны!"

Но бойцов успокоить не может.

Говорит он: "Дочери-снохи,

Полно пить, будут дни ваши плохи,

Хватит хмеля и табака,

Станьте снова бодрыми-бодрыми!"

Но не слушают старика,

Пьют вино они ведрами-ведрами

И в беспамятстве валятся-валятся -

Над собою сами не сжалятся!

И подумал Саргал: "Не к добру

То, что вижу я на пиру!"

В чутком сердце взметнулась тревога,

Посмотрел он печально и строго,

И увидел старик, что не пьян

Юный воин, Эрхэ-Манзан,

Богатырь пятнадцатилетний.

Подозвал храбреца Саргал,

На разведку его послал -

Не стоят ли враги наготове?

На коне, что краснее крови,

Юный воин пустился в путь,

Чтоб на видимое взглянуть.

На песчаную выехал гору -

И предстали острому взору

Из чужих, далеких краев

Густо движущиеся дружины

Трех властителей Желтой долины -

Муравейники муравьев

В мураве под горой песчаной!

Стало чаще, стало сильней

Биться сердце Эрхэ-Манзана.

Скакуна, что крови красней,

Он ударил, боец сильнорукий,

И стрелу из бухарского лука

Он направил в гущу врагов.

Десять сотен убил он стрелков,

Уложил десять сотен коней,

А потом повернул назад,

Чтобы весть доставить скорей

О врагах, что смертью грозят.

В быстро скачущего верхового

В это время вперил глаза

Предводитель войска чужого,

И стрелкам приказал Бируза:

"Эй, вдогон! Это что там за пьяница?

Пусть он вам немедля достанется,

Или смерть ему - или плен!"

Два стрелка - Зургалдай-Мэргэн

И Бухэ-Саган-Маньялай -

Погнались за Эрхэ-Манзаном,

Поднялись по скатам песчаным,

С храбрецом на вершине столкнулись.

Сабли острые перехлестнулись,

С белым стременем встретилось стремя.

Закричали оба стрелка:

"Чей ты сын? Где твой род и племя?

Для того ли издалека

Прискакал ты, разбойное семя,

Чтобы в нашу вторгнуться рать,

Чтобы грабить нас, разорять,

Отнимать у отцов-матерей

Их богатство - богатырей?"

Супостатам Эрхэ-Манзан,

Богатырь пятнадцати лет,

Говорит с издевкой в ответ:

"Видно, вашим богатырям

Всем на радость отцам-матерям

Надо битву затеять кровавую,

Чтобы с нашей покончить державою,

Чтоб отнять у нас государство?"

Тут Бухэ-Санган-Маньялай

В ход пускает обман-коварство:

"Не мели языком, не болтай.

Если есть в тебе гордость мужчины,

Докажи, что отвагой богат.

Видишь, вороны в небе летят?

Если к ним взметнешься с вершины,

То навряд ли вернешься назад!"

Был доверчив Эрхэ-Манзан,

Разгадать не сумел обман.

Он скосил в ту сторону взгляд,

И стреле Зургалдай-Мэргэна

Две подмышки его насквозь

Прострелить тогда удалось.

Не оглядываясь, мгновенно

Унеслись, от горы отпрянув,

Два стрелка трех свирепых ханов.

А воитель юный схватил

Ту стрелу из последних сил

И сказал: "Плохо дело мое,

Ранен я нежданно-нечаянно.

Наконечник ли, острие -

Не узнает стрела хозяина!".

Он морщины на лбу разгладил,

Ту стрелу к тетиве своей,

Заговаривая, приладил:

"Полети - и врага не жалей,

Зургалдаю не дай вздохнуть,

Прострели его черную грудь!"

Полетела стрела - и, сраженный

Той стрелою заговоренной,

Зургалдай свалился с коня

И простился со светом дня,

Кровью собственной обагренный.

Что же делать Эрхэ-Манзану?

С жеребенка величиной,

Поднял камень в пыли степной

И закупорил правую рану.

Что же дальше делать бойцу?

Наклонился всадник к кургану,

Поднял камень размером с овцу

И закупорил левую рану.

Крепко-накрепко перевязав

Раны шелковым кушаком,

Посреди запылившихся трав

Он поехал тихим шажком.

Кровь его запеклась на седле,

И скакун его - крови красней.

Сколько надо ночей и дней

По пустынной скакать земле!

Повстречался в степи широкой

Богатырь с полосатой сорокой.

Продвигаясь едва-едва,

Говорит ей свои слова:

"Ждут известья Гэсэровы воины -

Удалые тридцать и два, -

Ждут известья, обеспокоены,