Героическая тема в русском фольклоре - [18]

Такое же рассуждение с цитатою о праздниках находится в летописи ранее, под 1093 годом, по поводу побед половецких. И взяли (татары) город до обеда; от Золотых ворот у св. Спаса вошли «по примету» через ограду, с севера от Лыбеди к Ирининым воротам и Медным, от Клязмы к Волжским воротам, и так быстро взяли Новый город. Всеволод и Мстислав и все люди бежали в Печерный город, а епископ Митрофан и княгиня Юрьева с дочерью и со снохами и с внучатами, и другие княгини, владимирова с детьми, и множество бояр и всякого народа заперлись в церкви Св. Богородицы. И так без милости были подожжены огнем. Боголюбивый же епископ Митрофан молился: «Господи, Боже сил, Светодавче, седяй на херувимах, и научив Осифа, и окрепив пророка Своего Давида на Гольяда, и воздвигнувый Лазаря четверодневного из мертвых! Простри руку свою невидимо и приими в мир душа раб Своих!» И так они скончались. Татары силою открыли двери церковные и, увидев, что одни умерли от огня, других оружием предали смерти, разграбили Святую Богородицу, ободрали чудесную икону, украшенную золотом, серебром и драгоценными камнями; ограбили все монастыри, ободрали иконы, одних (людей) пересекли, других пленили, украли кресты честные, сосуды священные и книги, и одежды блаженных прежних князей, которые те повесили в святых церквах на память о себе, все это взяли себе в полон.[7]

Как говорит пророк (Давид, в 78-м псалме): «…Боже! придоша языци на достоянье Твое, оскверниша церковь святую Твою, положиша Иерусалима, яко овощное хранилище, положиша трупья раб Твоих брашно птицам небесным, плоть преподобных Твоих зверем земным: прольяша кровь их, аки воду».

Описание ограбления владимирской церкви Богородицы с цитатою из 78-го псалма заимствовано сюда дословно из летописной повести о взятии Киева русскими князьями и половцами в 1203 году.

В заключение эпизода о владимирском взятии автор-церковник, поименовав погибших игуменов, снова варьирует библейские цитаты о наказании за грехи и сокрушенно восклицает: «вот и я, грешный, много и часто прогневляю Бога, согрешая ежедневно» (также заканчивается рассказ о победах половецких 1093 г.). За этой тирадой, по-богословски объяснявшей массовые земные несчастия принудительным средством для смягчения загробных мук, следует краткое сообщение о февральском опустошении Суздальской земли, в которой не было почти места, где бы не воевали татары. Наконец, весть о взятии стольного города Владимира и о погибели епископа и родных дошла до великого князя; здесь изображается его горькая печаль, больше всего о церкви и епископе, которую он, «новый Иов», излил в молитвах, заимствованных из Псалтири. Татары пришли на Сить, где сосредоточилось русское войско: «и оступишася обои, и бысть сеча зла, и побегоша наши пред инопленникы, и ту убьен бысть князь (великий) Юрьи, а Василька (Константиновича, племянника Юрьева) яша руками безбожнии и поведоша в станы свои. Се же зло сдеяся месяца марта в 4 день, на память святых мучеников Павла и Ульяны».

Сообщив о похоронах великого князя Юрия в ростовской церкви Богородицы, автор далее описывает в житийном стиле (не без влияния житий Бориса и Глеба и Андрея Боголюбского) принуждение татарами пленного Василька к измене, его непреклонность и смерть без милости. Похороны Василька сопровождены панегириком ему («отец сирым, звезда светоносная» и т. д.), с привлечением библейских цитат: «Бе же Василько лицем красен, очима светел и грозен, храбр паче меры на ловех (на охоте), сердцем легок, до бояр ласков; никто же бо от бояр, кто ему служил и хлеб его ел, и чашу пил, и дары имал, тот никакоже у иного князя можаше быти за любовь его; излише же слугы своя любляше. Мужество же и ум в нем живяше, правда же и истина с ним ходяста; бе бо всему хытр и гораздо умея, и посиде в доброденствии на отни столе и дедни и тако скончася, якоже слышасте».

Так писал некий сторонник ростовского княжеского дома, может быть, тот «муж богобоязнив, попович Андриян», который взял тело Василька, брошенное в Шерньском лесу, «понявицею» обвил его и положил «в скровне месте» до прихода посланных ростовским епископом Кириллом. Подобный эпизод рассказывал о себе лет шестьдесят ранее автор летописной повести об убиении Андрея Боголюбского.

Приведенные нами рассказы интересны для историка преимущественно как перечень фактов в их внешней последовательности. Размышления автора не самостоятельны и традиционны. Но, несмотря на все это, героические черты проступают и в скупом изображении событий, например, в рвении молодых князей к смертному бою, в непреклонной верности родине Василька Константиновича. Что касается собственно литературной стороны повествования, то его склонность к церковно-книжной риторике, даже в воинских сюжетах, является характерной особенностью владимиро-суздальской книжности.

В Ипатьевской летописи читается еще следующий героической эпизод об осаде татарами Козельска. Разорив Владимир и попленив суздальские города, Батый подошел к Козельску, в котором находился «князь млад» именем Василий. Татары проведали, «яко ум крепкодушный имеють людье во граде, словесы лестьными невозможно бе град прияти». «Сотворив совет», жители Козельска решили не сдаваться Батыю, говоря: «„яко еще князь нашь млад есть, но положим живот свой за нь; и еде славу сего света приимше, и там небесныя венца от Христа Бога приимем“ Татаром же бьющимся о град, прияти хотящим град, разбившим граду стену, и возъидоша на вал татаре; Козляне же ножи резахуся с ними, съвет же створиша изъити на полкы Татарьскые, и исшедше из града исекоша праща их, нападше на полъкы их и убиша от Татар 4 тысящи, а сами же избьени быша. Батый же взя город, изби вси, и не пощаде от отрочат до сосущих млеко; о князи Васильи неведомо есть, инии глаголаху, яко в крови утонул есть, понеже убо млад бяше. Оттуду же в Татарех не смеють его нарещи град Козлеск, но град злый, понеже бишася по семь недель; убиша бо от Татар сыны темничи три, Татари же искавше и могоши их изнайти во множестве труп мертвых».