Герои Шипки - [75]

Он был рад успеху Гурко, видя в нем подтверждение своей мысли не сидеть на месте, а атаковать турок, и, подъезжая к покоренному Телишу, весело шутил со своим начальником штаба — толстым и лысым стариком Непокойчицким. Длинное, с небольшой редкой бородкой лицо великого князя сияло приятной важностью. Он был в парадном мундире с «Георгием» 4-й степени, полученным за участие в Инкерманском сражении под Севастополем.

Гурко ужо ехал к нему навстречу с обнаженной саблей, в сопровождении свиты. Отдав по уставу рапорт, доложил:

— Телиш пал! Наши потери: в пехоте один убитый и шестнадцать нижних чинов раненых. Мои уланы изрубили сто пятьдесят конных башибузуков, пытавшихся уйти. Наших убито и ранено до пятидесяти…

— Поздравляю! Поздравляю, мой друг! — великий князь обнял генерала и прослезился.

Оба медленно ехали полем, покрытым еще не убранными телами гренадер, павших в неудачной атаке Телиша 12 октября. Нагловский нагнал всадников и, повернувшись к великому князю всем своим массивным телом, сказал, еле сдерживая возмущение:

— Ваше высочество! Турки зверски обошлись с нашими ранеными. Они отрезали им носы и уши, вырезали на спинах ремни, отрубали руки и ноги… А мы… — Голос его прервался. — Мы оказываем помощь их раненым раньше, чем своим. Мы сажаем с собой за стол пленных офицеров и генералов. Ваше высочество! Необходимо проучить врага!

Великий князь прикрыл тяжелыми веками маленькие глазки и некоторое время молчал. Потом, не поворачивая головы, медленно ответил:

— Все это так, Дмитрий Станиславович. Все это так! Это ужасно и требует возмездия. Но что скажет «Таймс»? Вы не задумывались над этим?

«Что скажет «Таймс»?» У Нагловского задрожали скулы, а Гурко насупился, искоса поглядывая на великого князя. В ставке болтаются английские авантюристы и шпионы под видом корреспондентов и выдают наши секреты врагу. У турок полно английских инструкторов вроде сегодняшних лжеврачей. Его бы власть, он поступил бы точно так же, как советует начальник штаба. Расстрелял бы тех турецких военачальников, по попустительству или по явному указанию которых в страшных мучениях скончались русские герои. А Измаил-Хаки-паша небось удостоился чести обедать за столом его высочества… Он посмотрел на Нагловского: тот отводил глаза, теребя жесткую черную бороду.

Незаметно выехали за Телиш, к нашим аванпостам на Софийское шоссе. Позади Николая Николаевича двигался эскадрон лейб-казаков с развевающимся белым значком главнокомандующего. Великий князь остановился у батареи, которая прикрывала войска с юга, от атаки со стороны Радомирцев и Луковиц.

— Далеко турок, братец? — обратился он к батарейцу.

— Не более версты, ваше высочество! — бойко отозвался веселый и подвижный поручик Полозов. — Мы засекли их батарею. Будьте осторожны, ваше высочество!

— Почему же они не стреляют в нас? — искренне огорчился Николай Николаевич таким невниманием неприятеля. — А ну, поручик, расшевели их, — и выехал впереди батареи.

Орудия мгновенно открыли огонь. Великий князь нетерпеливо теребил темляк шашки. Но прошло десять минут, пятнадцать, ответа не было.

Главнокомандующий с досадой махнул рукой и поехал дальше вдоль передовых цепей русских войск. За ним потянулась свита и лейб-казаки. Наперерез подскакал маленький, с профилем ястребка генерал Краснов.

— Ваше высочество! Вы в пределах турецкого ружейного огня! В любую минуту турок может долбануть! — с азартом прокричал он.

— Ах, — с досадой ответил Николай Николаевич. — Турки в меня не стреляют, — и продолжал ехать дальше.

Когда кавалькада возвращалась к Телишу, появился адъютант великого князя, расспрашивающий уже несколько часов всех встречных, где может быть главнокомандующий. Он сообщил, что турки, потрясенные потерей Горного Дубняка и Телиша, очищают Дольный Дубняк, последний форпост к югу от Плевны.

Часть вторая Перевал

1

Они встретились на Волынской горе в редуте командира лейб-волынцев Мирковича, два самых знаменитых генерала — Гурко и Скобелев, в сопровождении ординарцев, начальников частей и штабистов.

Накануне Скобелев известил Гурко о том, что, по достоверным сведениям, турки ночью намерены сделать усиленную вылазку из Плевны. Гурко тотчас отправил ординарцев к Горному Дубняку и Телишу, чтобы задержать движение выступивших уже в поход гвардейских частей. Холодной лунной ночью он услышал треск ружейной пальбы и глухие удары орудий. Гурко вызвал Нагловского, опасаясь, что Осман-паша решился на прорыв из Плевны на юг по Софийскому шоссе. Но затем перестрелка стала стихать и к пяти часам умолкла вовсе.

— Ерунда! Демонстрация! — рубил слова тридцатипятилетний Скобелев 2-й (его отец, генерал, также участвовал в кампании и носил имя Скобелева 1-го).

На его подвижном, украшенном усами с подусниками лице мальчишески сверкали синие упрямые глаза.

— Вон они, турки, извольте полюбоваться, из воинов превратились в землекопов. Забыли про винтовку и не расстаются теперь с лопатой.

В самом деле, турецкие укрепления, расположенные от редута Мирковича всего на расстоянии каких-нибудь 800—1000 сажен, были усеяны рывшими, копавшими, укреплявшими насыпь солдатами. За ложементами спокойно разъезжал на белой лошади турецкий офицер. Гурко только усмехнулся в бороду и обратился к батарейному командиру: