Герои подводного фронта. Они топили корабли кригсмарине - [92]

– Товарищ капитан третьего ранга, – кричит он мне, – вольтметр не работает!

Принесли другой. Он показал, как говорят электрики, «полный корпус». Короткое замыкание! Вот почему, когда мы дали ток, батарея загорелась. Мы еще легко отделались. Мог бы и взрыв произойти!

Малахов растерянно и виновато смотрит на меня. Во мне все кипит. Надо быть безнадежным профаном, чтобы поверить неисправному вольтметру…

Глотнув свежего ночного воздуха, докладываю командиру все, что видел во втором отсеке.

– Это результат взрыва авиационных бомб? – спрашивает Василий Андрианович.

Да, вообще-то все можно свалить на бомбежку. Она все спишет. От сотрясения лопнули эбонитовые баки аккумуляторов. От сотрясения испортился вольтметр, которым измерял изоляцию на корпусе старшина Малахов. Но я твердо уверен, что на С-7 не произошло бы такой ошибки. Нет, и бомбежка не все спишет. Если бы люди были лучше подготовлены к испытаниям, пожара аккумуляторной батареи не произошло бы. Об этом я и говорю командиру. Он слушает внимательно, не перебивая.

– Что вы предлагаете? – спрашивает командир.

– После зарядки второй группы аккумуляторной батареи надо лечь на грунт и там не спеша сделать все, что можно.

– Но мы не можем здесь ложиться на грунт. Командира поддерживает комиссар:

– С рассветом здесь будет такая «собачья свадьба», что только держись. Нас уже засекли, хотя и не видели. Обязательно будут искать.

– И все-таки надо лечь.

Наклонившись над люком, командир крикнул в центральный пост:

– Внизу! Дивизионного штурмана на мостик!

Александр Алексеевич Ильин не заставил себя долго ждать:

– Слушаю вас!

– Подберите удобное место, где мы можем лечь на грунт. Так, чтобы нас там никто не беспокоил.

– Есть у нас по курсу минное поле противника. Мне кажется, там будет наиболее спокойно. Противник туда вряд ли сунется.

Вахтенному офицеру Льву Александровичу Лошкарёву это предложение понравилось.

– По старому морскому принципу, – сказал он, – если хочешь жить в уюте, спи всегда в чужой каюте.

– Чужая каюта – это одно, а чужое минное поле – это совсем другое, – засмеялся командир. – Но попробуем. А сейчас не отвлекайтесь от своих дел»[148].

Весь экипаж подлодки дружно взялся за ремонт аккумуляторов. Тридцать два поврежденных эбонитовых бака, в которые заливался электролит, ремонтировались и склеивались специальной разогретой мастикой. Тем не менее шесть баков полностью вышли из строя, поскольку у них во время пожара расплавились токоведущие пластины. Для равномерности распределения электрической нагрузки пришлось отключить и шесть элементов в кормовой группе. В результате общая емкость батареи сократилась примерно на одну десятую, как по скорости подводного хода, так и по его продолжительности. Моряки очень переживали по этому поводу. Нашлись даже «горячие головы», которые предлагали перетащить три исправных 600-килограммовых бака из кормовой группы в носовую, но Тураев и Корж отказались от этой идеи. Так уже во второй раз с начала похода слабая подготовка младших специалистов поставила корабль на грань гибели.

Для начала похода испытаний на неопытный экипаж обрушилось более чем достаточно, но судьба решила еще раз надавить на необстрелянных моряков. Сутки ушли на то, чтобы устранить повреждения, полученные в результате пожара, и все утро 22 сентября на то, чтобы зарядить носовую группу батареи. После этого Тураев вновь лег на западный курс. Командир считал, что форсирует густое минное поле противника, на котором в 1941 году подорвалось и погибло большое количество советских судов, прорывавшихся в Кронштадт из Таллина. На самом деле к этому времени поле успело в значительной степени разрядиться, так что командиру «эски» не было необходимости идти прижимаясь к самому грунту, чтобы избежать встречи с «рогатой смертью». Конечно же знать этого Василий Андрианович не мог. Форсирование по данному методу привело к тому, что примерно через полтора часа после полудня с кораблем начали происходить непонятные вещи. Внезапно появился дифферент на нос, и лодка словно уперлась в невидимую стену. Из-за резко возросшей нагрузки вырубился автомат правого электромотора. Из первого отсека доложили, что слышат скрежет металла по корпусу. Субмарина остановилась, но какая-то неведомая сила начала разворачивать ее на месте кормой на юг. После короткого обмена мнениями с офицерами Тураев решил, что С-12 попала в противолодочную сеть. Материалы противника категорически отвергают это предположение, так что остается прийти к выводу, что «эска» застряла… между мачтами одного из судов, затонувших в этом месте в 1941 году![149] В любом случае положение корабля оказалось незавидным. Невидимая паутина продолжала держать его на месте, несмотря на самые энергичные попытки дать задний ход. О том, что могло произойти дальше, старались не думать. Пройдет еще немного времени, батарея разрядится, корабль ляжет на грунт, и тогда морякам останется только дожидаться смерти от удушья.

Но команда не дрогнула. По предложению Коржа начали пытаться высвободиться из «сети», приняв дополнительную воду в концевые цистерны. Субмарина легла на грунт, но неведомая сила продолжала цепко держать ее нос на том же месте. Тогда попробовали другой способ – приведя подлодку к нулевой плавучести в тот момент, когда она лежала кормой на дне, начать ползти по дну задним ходом. Примерно через час после попадания в «сеть» над кораблем прогрохотали два мощных взрыва. Как оказалось, в результате рывков и прочих попыток высвободиться у лодки получили повреждения топливные цистерны. На поверхности моря появился предательский масляный след, которым воспользовался финский летчик, чтобы сбросить глубинные бомбы. Стало ясно, что пройдет еще немного времени, и неподвижная субмарина будет попросту уничтожена ковровой бомбардировкой. В этот момент, к счастью, корабль начал потихоньку продвигаться назад. Два часа понадобилось подводникам, чтобы сантиметр за сантиметром вырваться из стального плена. За это время на них успели высыпать свой груз еще два финских и два немецких самолета – к счастью, неточно. Оказавшись на «свободе», Василий Андрианович лег на новый курс и продолжил движение на запад. Вскоре послышался шум винтов финских катеров, которые начали сбрасывать бомбы, ориентируясь по масляному следу. К тому времени батарея на лодке уже в значительной степени разрядилась, и уклоняться на ходу становилось все труднее. Тогда Тураев принял оригинальное решение, сохранившее и корабль, и его экипаж, – лечь на грунт в небольшой подводной впадинке на глубине 60 метров. Дело в том, что глубины всего окружающего района составляли в среднем 40 метров, и противник, бомбивший район, вряд ли стал бы устанавливать взрыватели своих бомб на большую глубину. Так и случилось. До 19 часов вражеские катера и самолеты сбросили на С-12 в общей сложности тридцать две глубинные бомбы, и, хотя некоторые из них взорвались точно над местом, где лежала «эска», ни одна из них не принесла дополнительных повреждений. При этом весь корпус содрогался, механизмы и аппаратура вибрировали, осыпалась пробковая изоляция, а моряки даже невооруженным ухом слышали, как на палубу корабля падают металлические осколки. В такой ситуации обычно все взоры обращаются на командира: если он нервничает, значит, корабль находится на волоске от гибели, если он спокоен – значит, несмотря на внешний эффект от бомбардировки, субмарине ничего не угрожает. Поведение Василия Андриановича в этой ситуации было образцовым – не обращая внимания на взрывы, он спокойно прикидывал свои действия на тот момент, когда, израсходовав запасы бомб, вражеские катера уйдут из района. Ночью субмарина зарядилась и продолжила свой героический поход.