Герои подводного фронта. Они топили корабли кригсмарине - [91]
Вскрыв пакет и ознакомившись с последними данными об обстановке в Финском заливе, Василий Андрианович решил форсировать немецко-финский противолодочный рубеж «Зееигель», развернутый на меридиане Гогланда, пройдя через узкий и мелководный проход севернее этого острова. Здесь было меньше мин, но послевоенный анализ показал, что даже в этом случае С-12 пришлось пересечь 12 минных линий. Следующим испытанием должно было стать форсирование «подводного перевала». Чтобы не задеть корпусом и в особенности винтами за лежащие на дне камни, Тураев приказал уменьшить глубину погружения. Но мы недаром ранее упоминали, что надлежащую тренировку рулевых-горизонтальщиков в условиях Ленинграда было произвести невозможно – из-за небрежности, допущенной боцманом, субмарина на непродолжительное время вынырнула до глубины 3–5 метров по глубомеру центрального поста, показав на поверхности рубку и антенные стойки. В тот же момент ее обнаружил случайно пролетавший рядом финский патрульный самолет. Вражеский летчик сбросил одну 200-килограммовую глубинную бомбу точно по курсу С-12, но, установленная на глубину 40 метров, она взорвалась слишком глубоко под лодкой, чтобы нанести ей фатальные повреждения. По наблюдению финнов, сила взрыва была так велика, что на несколько мгновений буквально выкинула «эску» на поверхность, после чего она скрылась на глубине, оставляя на поверхности все увеличивавшееся масляное пятно. В эту точку пилот самолета сбросил вторую «глубинку», но на этот раз она, наоборот, взорвалась над субмариной, не причинив ей никаких повреждений.
Хотя С-12 уцелела, в первые минуты казалось, что она если и не потоплена, то очень тяжело повреждена. Механик в момент взрыва по команде Тураева заполнил цистерну быстрого погружения, вследствие чего лодка рухнула на грунт на глубине 47 метров. Входные люки центрального поста и четвертого отсека деформировались и начали пропускать воду, пока давлением их не прижало к корпусу. Разбились почти все лампы нормального освещения, но аварийное освещение уцелело, и вскоре в отсеках загорелся свет. Поверхностный осмотр показал, что вышли из строя лаг, гирокомпас, магнитный компас, трюмная помпа, зенитный перископ, верхние газоотводные клапаны и, что хуже всего, шумопеленгаторная станция. Несмотря на это, никакой паники на лодке не было. Четкие команды, подававшиеся совершенно спокойным Тураевым, быстро и четко распределили личный состав по рабочим местам. Неисправные приборы стали вводиться в строй один за другим. Как только ввели в строй шумопеленгатор, сразу выяснилось, что поблизости зафиксированы шумы винтов вражеских сторожевых катеров. Василий Андрианович сразу понял, что, несмотря на опасность быть ими запеленгованным, нужно немедленно уходить из места атаки. Практика показала, что это решение было правильным – в последующие часы финские самолеты сбросили в место, где находилось масляное пятно, несколько глубинных бомб. Чуть позже к поиску присоединились два немецких охотника, два тральщика и четыре финских сторожевых катера. К счастью для подводников, немецкое командование посчитало, что имеет дело с возвращавшейся лодкой, и потому вражеские корабли повели поиск от масляного пятна в восточном направлении, потеряв все шансы обнаружить цель. Но при всплытии обнаружилась новая неприятность – оказались заклиненными кормовые горизонтальные рули. Почти час боцман и командир отделения рулевых изо всех сил давили на штурвал, пока их усилиями он не расходился. Это оказалось весьма своевременным, поскольку именно в этот момент субмарина на глубине погружения в 7 метров (!!!) прошла через мелководный проход, лишь трижды легко царапнув по камням. Казалось, корабль счастливо избежал опасности, но новая куда более страшная беда ждала впереди.
В полночь 21 сентября субмарина всплыла для зарядки аккумуляторов в 6 милях западнее острова Родшер. Сразу же один из дизелей был включен на продувание цистерн главного балласта, другой на зарядку. О дальнейшем В. Е. Корж вспоминал так:
«И тут широко раскрывается переборочный люк второго отсека и в клубах черного дыма показывается перекошенное лицо вестового Данилина. Он кричит:
– Пожар! Горят аккумуляторы! Надрывный кашель мешает ему говорить.
По кораблю звучит сигнал пожарной тревоги. В центральный пост прибегает аварийная партия во главе со старшим инженер-лейтенантом Сорокиным.
– Останетесь здесь, – говорю я ему. – Балласт больше не продувать. Заряжать только вторую группу аккумуляторов. А я пойду с аварийной партией.
С мостика торопливо спускается капитан 3-го ранга Тураев. Докладываю ему о принятых решениях и с его разрешения иду во второй отсек. Здесь разгром. Матросы выбрасывают мебель в первый отсек. Туда же отправляют и снятые с палубы листы настила. Малахов закрыл асбестовыми матами два аккумулятора, из которых еще валит едкий дым. Дышать нечем. В отсеке полумрак. Картина такая, что у меня под пилоткой зашевелились волосы… Я окончательно беру себя в руки. Стараюсь командовать бодро, уверенно. И матросы повеселели. Даже шутки послышались… Осматриваю батарею. Работы предстоит уйма. Отчего же все произошло? Последствия бомбежки? Но перед зарядкой Малахов проверил батарею, было все в порядке. Приказываю ему снова замерить изоляцию. Вижу, как он берет вольтметр. Одну его клемму подсоединяет к токоотводной шине батареи, другой прикасается к ребру шпангоута. Пожимает плечами. Потом подсоединяет концы приводов к двум клеммам аккумулятора. И бледнеет.
