Герои подводного фронта. Они топили корабли кригсмарине - [80]

Именно такой была обстановка к концу июля 1941 года, когда Щ-307 вышла в свой первый боевой поход.

Первая встреча с противником состоялась почти сразу, но это была далеко не та встреча, которую хотели бы иметь советские моряки, – сопровождаемую тральщиками «треску» атаковала немецкая авиация. На протяжении светового дня шедшей в надводном положении подлодке пришлось отразить семь налетов немецких самолетов, которые, к счастью, не смогли нанести ей никаких повреждений. С наступлением темноты субмарина дала полный ход и ушла от своего охранения в Балтийское море. Спустя двое суток – 26 июля – она заняла отведенную позицию в районе Либавы.

Поход проходил непросто. Позиция была нарезана в районе, где кроме подводных лодок действовала и советская морская авиация, базировавшаяся на Моонзундские острова. Днем она атаковала немецкие тральщики, а на борту Щ-307 взрывы авиабомб приняли за взрывы глубинных бомб, сброшенных с охотников, якобы обнаруживших подлодку. Тем не менее с наступлением темноты Петров повел «треску» на всплытие. На поверхности он обнаружил два катера, но не стал от них погружаться, а произвел зарядку аккумуляторных батарей. Днем субмарина пыталась занять выгодную позицию у прибрежного фарватера, но все эти попытки оказались тщетными из-за малых глубин и присутствия большого числа кораблей и катеров противника. Обнаруживая их, подводники, как того требовали довоенные инструкции, ложились на грунт на 2–3 часа, выключая все шумящие приборы, в том числе гирокомпас. Ни разу за все время нахождения на позиции не удалось обнаружить ничего достойного выпуска торпед. Хотели уничтожить немецкий навигационный буй, но даже этому помешала штормовая погода. Наконец, в ночь на 9 августа подлодка получила приказ возвращаться в базу.

Возвращались тем же маршрутом, что выходили, – к шведскому побережью, вдоль него на север, а затем к мысу Ристна на эстонском острове Хиума. На море продолжался шторм, так что возвращение заняло двое суток. К тому же командир не рисковал, всплывая в надводное положение только ночью, а днем плавал в подводном положении. Именно поэтому в момент обнаружения U-144 вечером 10 августа он оказался в выгодной ситуации.

Вот как описал детали боевого столкновения сам Николай Иванович в беседе с известным балтийским писателем-маринистом Всеволодом Вишневским: «10-го в 22.18 опять обнаружили подводную лодку в перископ на дистанции в 5 кабельтовых на курсовом углу 130° левого борта. Похожа на нашу подводную лодку типа С. Я посмотрел, комиссар, и решили: «Нет, не наша! Рубка не наша. Носовое орудие далеко вынесено. Может быть, финская…» По справочнику проверили: нет – типа U-41, немецкая. Атаковать! Лодка показала корму, полное надводное положение. Я оставил над поверхностью только один перископ. Вижу, что она показывает мне левый борт, идет медленно. Дистанция – кабельтов 6. У меня – боевая тревога, все на товсь. «Боевая тревога! Торпедная атака!» Задраили переборки. В 22.20 10 августа – залп из 2 торпед из кормовых аппаратов. В перископ я видел носовую пушку немца. «Пли!» Стреляли беспузырно и в отсек приняли 1 тонну воды. Я не увидел следа торпед. Через 35 секунд услышали глухой удар. Всплыли через 1 минуту, а немецкой подводной лодки нет. Погрузиться так быстро ей было нельзя. Большое возмущение воды, темное пятно (масло, соляр). Считаю, что потопил подводную лодку противника – один удар, одна торпеда»[127]. На дно отправилась U-144 вместе со своим командиром фон Миттельштедтом и 27 членами экипажа. «Малютка» М-78 была отомщена.

Вот так просто и буднично Николай Иванович описал первую победу советских подводников. Ее слагаемые, казалось бы, просты: хладнокровие, точный расчет, уверенность в своих действиях. Что здесь такого особенного? А особенное как раз таки заключалось в том, что все эти качества не были выработаны у подавляющего числа наших командиров к началу войны. Дело в том, что боевая подготовка в межвоенный период осуществлялась в тепличных условиях, с многочисленными упрощениями и условностями. При этом командование больше заботилось о том, чтобы не произошло каких-нибудь аварий, а не о том, чтобы научить подводников действиям в обстановке, максимально приближенной к боевой. В результате учиться хладнокровию и точному расчету реальной, а не кабинетной торпедной атаки многим пришлось уже непосредственно во время боевых походов. Подавляющее большинство первых походов совершались вхолостую, и многие подлодки так и погибли, даже ни разу не успев выстрелить в противника. Не укрылось это и от глаз врага. «Многочисленные сообщения о подлодках не подтверждены, – писал командующий немецкими эскортными силами на Балтике в середине июля 1941-го. – До сих пор однозначно не было выявлено ни одной атаки русской подлодки. Следует принять, что из 98 имеющихся русских подлодок (фактически к началу войны КБФ располагал 68 суб маринами) готова к выходу только небольшая часть и что обученность у них очень невелика и их главной задачей, кажется, является разведка»[128]. В августе немецкий офицер высказался еще более категорично: