Герои Курской битвы - [54]

Бывший наводчик 4-й батареи рассказал, что во время боя 4-й батарее помогали отбиться от танков 1-я, 6-я батареи и 3-й дивизион 371-го артполка. Дивизион в начале боя вёл огонь по немецким миномётным батареям, которые наблюдатели засекли северо-восточнее Самодуровки, но потом, когда немцы подступили к высотам и возникла опасность уничтожения 4-й батареи, перенесли огонь на танки. От бомбёжек и огня артиллерии, танков и миномётов противника рукосуевцы понесли большие потери, особенно 2-я и 3-я батареи. В 7-й батарее уцелело только два орудия. Комбат старший лейтенант В. П. Герасимов был ранен в обе ноги, его место занял старший лейтенант В. И. Бурчак. Во время боя задачей расчёта сержанта Петра Катюшенко, в котором наводчиком служил Андрей Пузиков, было отсекать шрапнелью пехоту, двигавшуюся плотными группами следом за танками. Их расчёт выжил только потому, что огневая находилась немного позади общей линии. Три орудия, выдвинутые вперёд, на прямую наводку, погибли. Андрей Пузиков видел, как расчёт Григория Русецкого один за другим поджигает немецкие танки. К полудню перед позициями артиллеристов стояло уже 11 горящих танков. Но вскоре по ним начали пристрелку самоходки, которые прятались в дыму, за горящими танками.

К концу боя в 4-й батарее осталось одно орудие. В ночь на 7 июля расчёт по приказу полковника Рукосуева переместил его на новые позиции, слив с остатками 1-й батареи. А. В. Пузиков с гордостью перечислял своих боевых товарищей: «Расчёт орудия № 2242 76-мм: командир — сержант Катюшенко Пётр; наводчик — Пузиков Андрей; заряжающий — Токмаков; замковый — Соколов Андрей; установщик — Кондрашин; ящичный и правильные — Чернышёв Михаил и Шумеляк.

Расчёту нашего орудия было приказано сняться с огневой точки и ехать в Самодуровку. Прибыли в село, часа два стояли там. С наступлением сумерек начальник штаба артполка подполковник Нечепуренко повёл нас к Игишеву в 1-ю артбатарею. У него в батарее тоже осталось одно орудие. Стали окапываться. Свежую землю закрывали ржаной соломой. Наше орудие стояло на границе — впереди рожь, сзади — непаханая земля. Впереди нас проходила дорога Кашара — Самодуровка. Это было на высоте 238,1 — господствующей над всей прилегающей местностью».

Наступило 8 июля. В этот день немцы снова навалились на левый фланг 13-й армии и правый — 70-й. Основной удар приняла 70-я гвардейская и 140-я стрелковые дивизии. О бое 8 июля рассказано в предыдущей главе, посвящённой старшему сержанту Мансуру Абдуллину и его боевым товарищам из 167-го гвардейского легкоартиллерийского полка. Их позиции были рядом, и они делили одну судьбу.

В 8.20 немецкие танки с ходу атаковали позиции нашей пехоты и 3-й иптабр. Разгорелся ожесточённый бой. Пехота 140-й стрелковой дивизии отсекала немецких автоматчиков, жгла бутылками с КС танки и бронетранспортёры. Гремели пушки. Фланговым и косоприцельным огнём били противотанковые орудия с соседних неатакованных участков.

Из воспоминаний А. В. Пузикова: «8 июля с восходом солнца появились тучи самолётов, идёт сильная артподготовка. Связь с Игишевым прекратилась. Пока поднимались дым и гарь, танки пересекли лощину». Здесь я намеренно прерву воспоминания артиллериста, чтобы сказать несколько слов о том, что происходило в небе над Курской дугой. С самого первого дня битвы Сталину начала поступать информация о том, что его соколы проигрывают битву в небе. В какой-то момент это было действительно так. Порой, по рассказам ветеранов, наши самолёты не решались подниматься в воздух, потому что небо действительно принадлежало пилотам люфтваффе. Во время налёта армад немецкого воздушного флота молчали даже зенитки. Так что нашей пехоте, артиллерии и танкам было тяжеловато без мощной поддержки с воздуха.

«…Когда нам стало их хорошо видно, по команде командира взвода Картузова мы открыли огонь. Подбили 6 танков. Немцы нас не засекли. Но вот они засекли орудие Захарова Николая и накрыли его вместе с расчётом. Через минуту снаряд упал к нам на площадку. У орудия оторвало левое колесо, половину щита и прицельное приспособление. Расчёт весь погиб, я ранен в голову. Подбежал Картузов, поднял меня. Немцы уже рядом, стреляют из автоматов. Отбившись от немцев из ручного пулемёта, Картузов ломиком приподнял орудие, и мы с ним подставили под левую сторону два снарядных ящика. Я начал бить по пехоте из орудия картечью. Один из „Тигров“ заметил, что орудие ожило, решил раздавить его. Я выстрелил в него кумулятивным. Одновременно взрыв у орудия оглушил меня. Немец успел выстрелить. Позже, в медсанбате, я узнал, что наша пехота перешла в контратаку, меня подобрали и отправили в медсанбат. Перебило два ребра, контузило. Картузов погиб. За 6 и 8 июля наше орудие № 2242 уничтожило 11 танков. Всех наших убитых бойцов похоронили в братской могиле около орудия. Посмертно их наградили орденами Отечественной войны 1-й степени». Из воспоминаний связного 3-й иптабр М. И. Синотова: «Много чего помню. Картузова помню, мёртвого, с гранатой в руке, посреди вражеских трупов…»

Бригада Рукосуева в эти дни понесла большие потери. Гибли лучшие из лучших. Но и врагу был нанесён огромный урон. Бронебойщики батальона капитана Самошина огнём своих ПТР уничтожили 13 средних, 10 лёгких танков, сбили 3 самолёта. Из воспоминаний командира 7-й батареи старшего лейтенанта В. И. Бурчака: «В 8.20 наблюдатели доложили о танковой атаке немцев — около 300 танков тремя группами шли от Кургана в направлении высоты 238,1. Вот уже танки прошли лощину, пехота спешилась и шла сплошной стеной. Удар приняли на себя 1-я и 7-я батареи и 140-я стрелковая дивизия. С Тепловских высот произведено несколько залпов артиллерии, несколько танков загорелось. Пехота залегла во ржи. Но вот из дыма и пыли вышла большая группа танков. Началось отражение атакующих танков и пехоты. Когда замолкли выстрелы пушек на высоте 238,1, немецкие танки повернули на 7-ю батарею в направлении на Кашару и в сторону Самодуровки. Основная часть головной группы танков, обойдя высоту 238,1, устремилась к д. Тёплое. 7-я батарея подбила 12 танков. Цепи автоматчиков под прикрытием множества разбитой техники, дыма и пыли стали прорываться в наши траншеи. Постепенно умолкли выстрелы наших артиллерийских, миномётных и стрелковых подразделений. Ночью немцы ворвались на позиции нашей батареи и начали расправу над ранеными, глумление над убитыми. Немцы озверели. Раненых добивали прямо в окопах короткими очередями из автоматов. Первым пришёл в себя сержант, фамилию его не помню. Он заметил у меня признаки жизни. Когда немцы приблизились к нам, сержант лёг на меня. Очередь из немецкого автомата прошла по ногам сержанта и по скатке шинели, не задев меня. Когда я пришёл в себя, сказал, что будем пробиваться к своим, но вначале мы должны доползти до 1-й батареи, к Игишеву. Позади нас, в тылу, слышалась немецкая речь, выстрелы. У одного орудия 7-й батареи мы нашли контуженного наводчика „сорокапятки“ Гаврилина. На позициях 1-й батареи я нашёл Игишева убитым. Он лежал раскинув руки, лицом вверх, у орудия вместе с бойцами расчёта, все погибли от прямого попадания бомбы. Я взял документы Игишева с собой, трупы мы присыпали землёй и к рассвету выбрались к своим».