Герои без вести не пропадают. Книга 2 - [29]

Правда, и на этом поприще он не добился особых успехов. За пять лет работы следователем он самостоятельно не раскрыл ни одного мало-мальски опасного преступления. Поэтому начальство поручало ему расследование мелких дел, по которым не стремились добиться судебного приговора, а довольствовались внушением страха перед карательными органами. Для этой цели Кляйнмихель был действительно незаменимым работником. Никто не мог сравниться с ним по части пыток и издевательств над несчастными арестантами. Мучил он их не только с чувством, толком, расстановкой, как говорили знатоки, но и с наслаждением. Поэтому никто из его подследственных не выходил из тюрьмы неискалеченным, а если и выходил и возникала опасность снова подвергнуться аресту, он скорее предпочитал покончить жизнь самоубийством, чем еще раз очутиться в лапах этого изверга.

Положив телефонную трубку, Кляйнмихель обратил свой взор на Турханова.

– Как звать-величать? – задал он свой обычный первый вопрос, сверля допрашиваемого своими бесцветными и злыми глазами.

Турханов сделал вид, что не понимает его. Тогда следователь повторил свой вопрос еще громче, но ответа не добился.

– Должно быть, не понимает по-нашему, – высказал свое предположение один из конвоиров. – Говорят, он русский. Может, позвать переводчика?

– Не надо, – махнул рукой Кляйнмихель. – Язык, на котором говорит великий фюрер, должны знать все. Спрашиваю последний раз: как звать-величать?

Подождав несколько секунд, он схватил металлическую линейку и, угрожающе размахивая ею, вплотную подошел к хефтлингу:

– Чего молчишь, вонючая свинья? Или язык проглотил? А ну-ка, открой рот, я проверю!

С этими словами концом линейки гестаповец сильно ткнул Турханову в зубы.

Владимир Александрович еще по испанскому опыту знал, как держать себя на допросах. Страх перед следователем, как правило, поощряет последнего на беззаконие, – но и вызывающее поведение допрашиваемого обычно не приносит ему никакой пользы. Лучше всего, по возможности, всегда оставаться спокойным и отвечать на вопросы следователя, ни на минуту не забывая о своих интересах. Точно таким же образом собирался он вести себя и в данном случае, но бессмысленная жестокость этого кретина вызвала в нем такое негодование, что он на мгновение потерял самообладание и нанес ему прямо в зубы такой сильный удар, которому, будь он на ринге, позавидовал бы даже профессиональный боксер. В тот же миг следователь отлетел к противоположной стене, сел на пол и не менее минуты находился в состоянии нокаута. Тем временем перепуганные конвоиры схватили Турханова за руки и застыли в напряженном положении, ожидая дальнейших распоряжений. Некоторое время в камере слышалось только тяжелое, прерывистое дыхание четырех мужчин. Потом Кляйнмихель медленно очухался, открыл глаза, держась пальцами за подбородок, пошевелил нижней челюстью, словно желая убедиться на месте ли она, и, поняв, что враг находится в цепких руках конвоиров, быстро выхватил пистолет и начал целиться, но полковник не растерялся, строго посмотрел на фашиста и, не думая, поймет он его или нет, властным голосом приказал по-русски:

– Отставить! Сейчас же спрячьте оружие!

И тут случилось самое удивительное: Кляйнмихель как-то странно фыркнул, будто ему в лицо неожиданно плеснули холодной воды, помотал головой из стороны в сторону наподобие быка, получившего удар обухом по темени, покорно спрятал оружие в кобуру и, медленно поднявшись, сел на свое место за столом. Причем, тут он сообразил, что начальство ни за что не простило бы убийства этого важного арестанта без допроса. «Хорошо, – решил он, с ненавистью глядя на него, – мы еще успеем рассчитаться. Ты еще не раз пожалеешь об этом ударе в челюсть. А пока постараемся выяснить, что ты за птица».

– Переводчика! – крикнул он хриплым голосом.

В ожидании вызова тот, должно быть, стоял за дверью, ибо тут же в камеру вошел лысый человек, держа в руках немецко-русский словарь.

– Спросите, как его зовут и кто он такой? – попросил следователь, указывая глазами на Турханова.

Лысый человек выполнил его просьбу. Причем не удержался от «доброго совета», добавив от себя несколько слов:

– Только говорите правду. Они все равно добьются своего. Не поймите меня превратно. Я не желаю вам ни худа, ни добра, а говорю об этом лишь потому, что плохо переношу сцены пыток.

– Ни в чьих советах не нуждаюсь! – гордо ответил Турханов. – Я заявляю отвод следователю, нарушающему элементарные требования закона. Больше он не услышит от меня ни одного слова.

Заявление Турханова показалось следователю неслыханной наглостью. В первое мгновение ему захотелось вызвать палача, чтобы вдоволь насладиться нечеловеческими муками этого гордеца, но, посмотрев ему в глаза, он понял, что тот действительно пойдет на все и сдержит свое слово. Тогда он вынул из папки лист бумаги и начертал на нем следующие слова: «В камере Турханова воду перекрыть. Арестанта кормить только пересоленной рыбой, а воды без моего разрешения не давать ни капли».

Подписав это распоряжение, Кляйнмихель еще раз посмотрел на Турханова, злорадно улыбнулся и вручил бумажку старшему конвоиру.