Германия в эпоху религиозного раскола. 1555–1648 - [96]

», причем не только по мужской, но и по женской линии. В случае смерти прямых потомков лены автоматически переходили к другим членам рода. С одной стороны, это закрепляло имущество за родом, с другой, однако, часто вело к быстрому истощению доходов и разорению. Другой формой родственной и материальной консолидации становилась все более частая практика «общесемейных уложений» («Geschlechtsordnungen, Familienverträge, Fideikomisse, Lehnspacta») — своеобразных договоров между всеми членами рода с целью нормировать прежде всего материальные основы общего благополучия. Большая часть статей посвящалась регулированию брака, семейных разделов и доходов. Посредством соглашений вырабатывалась своеобразная общесемейная стратегия, призванная обезопасить благополучие родственников в кризисные моменты. В них весьма зримо проглядывали тенденции к внутренней сплоченности и солидарности близких и дальних родственников. Значение этих уложений кажется весьма существенным в свете новых исследований по отдельным дворянским родам.

Во второй половине XVI в. мы наблюдаем необычайную мобильность немецкого территориального дворянства, искавшего всюду, где можно, шансы на подъем. Теряя былую поддержку церковных институтов, дворянство стремилось компенсировать ее поиском службы у князей, причем далеко не только у своих непосредственных ленных сюзеренов. Служба все явственней занимала центральное место в мировоззрении дворянина. Княжеский двор, административные и военные должности становились здесь спасительными пристанями. Институт пажей и юнкеров при дворе заменял до известной степени бывшие церковные каноникаты. Молодые дворяне, даже если не могли рассчитывать в ближайшее время на приобретение более или менее доходных поместий, получали, однако, определенное денежное содержание, занимая пусть и низшие, но все же престижные ступени в придворной иерархии.

Впрочем, придворная служба не только решала, но и создавала новые проблемы. Необходимо было поддерживать собственную репутацию, на что также требовались деньги. Кроме того, чтобы занять престижную должность, нужно было преодолеть потенциально сильную конкуренцию ученых бюргеров и местной знати, не желавшей уступать своих позиций. Требовалась специальная профессиональная подготовка. Многое здесь зависело от самих князей, которые, не желая терять дворянскую клиентелу и испытывая патриархальные чувства, вынуждены были содержать при своих дворах представителей обедневших дворянских семейств. Прямым следствием этого выступали быстро растущие придворные штаты и «щедрость» князей, что сделалось — как ни парадоксально при взгляде на рачительность и «бережливость», казалось бы, столь свойственную протестантскому миру! — особой приметой именно протестантских дворов. Весьма показательным здесь был, например, дрезденский двор курфюрста Христиана II (1601–1611), славившийся своими яркими традициями патронажа. Но возможности самих князей были достаточно ограниченны, поэтому малоимущим дворянам приходилось зачастую обращаться за протекцией, дабы получить доступ к родственным княжеским дворам или пристроить своих детей в престижные университеты. На помощь приходила прежде всего родственная солидарность: немалое число прозябавших в бедности дворянских отпрысков спасалось посредничеством и заступничеством более состоятельных родственников, уже получивших приличные назначения. Родственная протекция зачастую приводила к формированию целых кланов, подвизавшихся на придворной службе. Письменные ходатайства, случайные встречи в свитах на княжеских ассамблеях или рейхстагах давали шанс получить «путевку в жизнь». Возрастало значение всевозможных сословных форумов не столько в их прямой политической функции, сколько в значении настоящих институтов социальной адаптации дворянства. В этом заключался вклад низшего дворянства в процесс олигархизации Империи, укрепление элитарности ее институтов. В этой связи заслуживает внимания, к сожалению, еще мало изученный феномен «дворянских ландшафтов», основанный на взаимосвязи родственных групп в различных территориях, дополнявший ландшафт княжеских династий и выполнявший важную роль социальной поддержки.

Наряду с административной и придворной карьерами по-прежнему значимой оставалась военная служба. Религиозные войны середины века создавали благоприятную почву к оттоку части младших отпрысков дворянских семейств в качестве наемников на чужбину. Военные конфликты на конфессиональной почве во Франции и в Нидерландах превращались в каналы, по которым за рубеж выбрасывался «излишек» дворянского сословия. Немецкие дворяне в чине старших офицеров нередко прокладывали таким образом себе путь к последующей, иногда блестящей карьере при иноземных дворах. Прекрасным примером здесь выступает судьба Каспара фон Шенберга, лютеранина, представителя старинного и знатного саксонского рыцарского рода, совершившего головокружительный взлет во Франции при дворе последнего Валуа. Вместе с тем в самой Германии дворянин в кирасе и с офицерским патентом не стал накануне Тридцатилетней войны самой типичной фигурой. Возможности, предоставляемые на ниве служения Марсу, отнюдь не доминировали в общей структуре дворянских служб.