Германия в эпоху религиозного раскола. 1555–1648 - [71]

и Дитер Альбрехт, написавшие прекрасные монографии о Максимилиане Баварском, показали наличие многих нитей, связывавших их героя с предшественниками времен Аугсбургского мира. А. Крауз, рассматривая феномен Максимилиана главным образом с привычных для него как исследователя высот сословной культуры, протестует против попыток модернизировать образ католического государя рубежа веков как «локомотива» решительных государственных и общественных реформ, хотя и причисляет своего избранника к представителям «раннего абсолютизма». А. Крауз видит картину в принципиально ином свете: князья кануна Тридцатилетней войны были прямыми наследниками консервативных традиций позднего средневековья, они видели свои задачи не столько в изменениях существующих структур, сколько в их сохранности. Максимилиан — типичный экспонент подобного консерватизма. Он обращен и к Империи, и к Баварии, и к церкви и во всех трех сферах предстает фигурой стабилизирующей, во всяком случае с ограниченным потенциалом радикализма. Лишь ураган Тридцатилетней войны придает больший динамизм его действиям, но не программе, всегда лежавшей в русле имперской и династической лояльности. Д. Альбрехт, в большей мере затронувший внешний аспект правления Максимилиана (отношения с Лигой, императором и протестантами), несколько преуменьшает традиционалистские основы его деятельности, но видит в нем фигуру общеимперской значимости, без поддержки которой судьба Дома Габсбургов могла бы быть иной.

Складывается впечатление, что оба исследователя молчаливо соглашаются с выводами М. Рудерсдорфа: как лютеранская элита, так и католическая (по крайней мере, на примере баварского курфюрста) стремилась сохранить внутреннюю устойчивость Империи, будучи тесно связанной с интересами короны и Старой Церкви. Укрепление территориальной власти не противоречило стабилизирующей роли князей в Империи. В случае если бы этот тезис получил подтверждение на множестве других примеров, мы бы оказались перед необходимостью не только подтвердить мнение Ф. Пресса, но и существенно изменить представление о княжеской элите. В качестве не только внешне замкнутого и сплоченного монолита, но и единой в отношении целей, программ и методов своих действий группы верхушка сословного общества выступала главной центростремительной силой, заинтересованной в сохранении Империи. От расклада сил в ее рядах зависела возможность развития новых кризисов, которые, разумеется, формировались более общими процессами конфессионализации, но свое разрешение могли найти лишь в воле имперских князей.

б) Династические ландшафты. Как и в позднее средневековье, во второй половине XVI в. вершину сословного айсберга венчало созвездие самых могущественных и авторитетных родов. Ими были собственно Габсбурги, саксонские Веттины, баварские и пфальцские Виттельсбахи, бранденбургские, франконские, а с 1525 г. — и прусские Гогенцоллерны, нижнесаксонские Вельфы. Вюртембергский Дом, гессенский Брабандский Дом, младшая линия Царингеров, правившая в Бадене, мекленбургский Вендский княжеский Дом Ободритов, ангальтские Аскании, померанский Дом Грайфенов, шлезвиг-голштинский Дом Ольденбургов, юлих-бергский Клевский Дом. К ним следует добавить еще множество «окняживших», т. е. получивших ко второй половине века статус имперских, семейств в Швабии и Франконии. Всего по подсчетам историков речь идет примерно о 80–90 семьях.

Практически весь ландшафт Империи распадался на зоны, если так можно выразиться, династических интересов. Империя выступала с этой точки зрения прежде всего сообществом ведущих Домов и династов. В отличие от позднего средневековья конфессиональная эпоха знаменовала собой фазу устойчивости, внешней корпоративной замкнутости этой ведущей группы. Курфюршеская коллегия в своей светской половине не знала перемен династического уровня: состав ее не пополнился представителями новых Домов. Лишь Вестфальский мир узаконил новое светское курфюршество — Верхний Пфальц, принадлежавший баварским Виттельсбахам.

Являясь элитарной и недосягаемой для низших ступеней дворянского сословия (случаи возведения в княжеское достоинство были чрезвычайно редки и будут отмечены в основном лишь в ходе Тридцатилетней войны), княжеская фракция, однако, ощущала внутренние структурные перемены. Если вертикаль княжеской корпорации была весьма стабильной, то горизонтальный срез являл определенную динамику. Речь идет в первую очередь об изменении баланса сил между отдельными Домами по причине, во-первых, расширения зон династических интересов, выражавшегося в приобретении новых территорий, а во-вторых, за счет усложнения владетельного ландшафта посредством династических разделов, что по-разному сказывалось на позициях отдельных родов.

Габсбурги были «первыми среди равных» с точки зрения авторитета и традиционных прав на корону, а по территориальным владениям — самой крупной династией Империи. Непосредственная конфигурация их земель не претерпела существенных перемен во второй половине XVI в.: как имперские династы Габсбурги не расширили свой наследственный блок между 1555 и 1618 гг. Однако были изменения иного порядка — внутрисемейные разделы и появление новых зависимых территорий. Решающее значение имел