Германия в эпоху религиозного раскола. 1555–1648 - [4]

Естественно, что и хронология соответствовала общему протестантскому взгляду на характер эпохи. До середины XIX в. мы прослеживаем лишь весьма бледную стратификацию отдельных фаз в полуторавековом отрезке от выступления Лютера до Вестфальского мира. Исключение составляло лишь время до кончины реформатора и заключения религиозного мира 1555 г. Со времен Л. Ф. Зекендорфа этот отрезок именовался собственно Реформацией, что соответствовало и протестантской и католической традиции, видевшей в ней главным образом церковные изменения, решительно повлиявшие на последующую историю христианского мира. Для эпохи после 1555 г. не находилось ясных определений. Вторая половина XVI в. словно стиралась в историческом сознании, а историки времен Просвещения нередко вообще без пространных комментариев переходили от 1555 г. сразу к кануну Тридцатилетней войны, как, например, Фридрих Шиллер в своей знаменитой «Истории Тридцатилетней войны».

Л. Ранке выступил в роли первого крупного концептуалиста, разделившего полтора столетия на три большие фазы, сообразуясь со своим видением событий. Его «История Реформации» посвящалась главным образом собственно реформационному движению до середины XVI в. Весь этот полувековой отрезок выделялся в отдельный этап, что, впрочем, пусть и с национально-государственным акцентом, соответствовало старой протестантской историко-богословской версии. Все же последующее время вплоть до Вестфальского мира историк разделил на фазу Контрреформации и собственно эпоху Тридцатилетней войны. Л. Ранке не был первым, кто ввел в оборот само понятие «католическая Контрреформация». Впервые его сформулировал профессор права Геттингенского университета Иоганн Пюттер в конце XVIII в., причем имея в виду лишь узко правовой контекст. С точки зрения И. Пюттера, «Контрреформация» означала реализацию права католических князей Империи на реституцию старой веры и церковных учреждений согласно статьям Аугсбургского мира в противовес «jus reformandi» евангелических чинов. Л. Ранке резко изменил смысл этого понятия в свойственном ему политическом духе. Он распространил его значение на сферу «политических» отношений между католической имперской элитой и протестантским миром. Под «Контрреформацией» он подразумевал именно политическую борьбу католических сил с протестантизмом, борьбу общественной реакции с прогрессивными достижениями лютеранского движения. Неизбежным следствием стала и соответствующая характеристика всех трех фаз: под этапом Реформации подразумевались рождение и становление протестантизма в Германии, и эта фаза ограничивалась Аугсбургским религиозным соглашением 1555 г., означавшим легитимацию протестантских сил Империи; под Контрреформацией — борьба вновь реорганизованного тридентского католицизма с протестантским лагерем прежде всего в военно-политическом аспекте, борьба, начавшаяся в 70-х гг. и плавно переросшая в драматичное тридцатилетнее противостояние. Сама Тридцатилетняя война выступала завершающей, третьей фазой процесса. В ходе ее были сведены на нет усилия католической стороны реставрировать свои позиции в Империи и протестантский мир получил окончательное признание в рамках имперской организации.

Вслед за Л. Ранке подобной схемы начинают придерживаться все крупнейшие знатоки эпохи, включая католических историков. Между 1555 и 1618 г., началом Тридцатилетней войны, проводилась неразрывная линия преемственности. Вся вторая половина XVI в. трактовалась лишь как предтеча грядущей драмы, где центральным явлением выступала католическая Контрреформация — воплощение самых реакционных и консервативных сил общества, мечтавших повернуть колесо истории вспять. М. Риттер, при всех своих видимых и скрытых симпатиях по адресу католических сил, сохранил ранкиановское членение. Он также говорил о Контрреформации, обособляя ее первыми десятилетиями после 1555 г. и роковым 1618 г., хотя для боннского историка контрреформационное движение виделось не столько мрачной попыткой консервативных сил католической Церкви и верных ей имперских князей отбить утраченные до 1555 г. позиции, сколько вынужденным (в целом) контрударом с целью положить предел чрезмерной агрессивности протестантов, прежде всего Пфальца, мечтавших довести до полной победы начатое в 1517 г. движение. Исследователь вкладывал в термин в общем тот же политический смысл, что и Л. Ранке, хотя и с несколько разными акцентами.

Отныне Контрреформация как явление эпохальное, имеющее более или менее ясные хронологические контуры, превратилась в самостоятельный объект внимания ученой аудитории, ей стали посвящать отдельные штудии и отводить разделы в обобщающих компендиумах и в учебной литературе.

Перемены во взглядах обозначились ближе к середине XX в. Окончание Второй мировой войны означало важнейший рубеж не только в политических судьбах немецкого народа, но и немецкой исторической науки. Исторический миф протестантского, «малогерманского» пути немецкой государственности, начавшегося в 1517 г., предстал в образе трагичной иллюзии. Наметились поиски новых исследовательских методик и вместе с тем концептуально иное освещение истории Германии, что стало характерной чертой в развитии научных исследований и в западных, и в восточных землях. Однако наиболее существенная ревизия старых взглядов произошла в Федеративной Республике. Вплоть до середины 1950-х гг. там не появлялось сколько-нибудь значимых и крупных исследований по раннему Новому времени. Вниманием пользовались новейшие, и для немцев — более актуальные сюжеты. Однако длительное молчание скрывало сложное переосмысление, в том числе реформационной и постреформационной эпох.