Германия в эпоху религиозного раскола. 1555–1648 - [158]

Помимо Пфальца Габсбурги, конечно же, могли рассчитывать на симпатии и дружеское участие Гессен-Дармштадта. Территориальные утраты ландграфа Георга II, зафиксированные в тексте мирного договора, определяли дальнейшее соперничество с родственниками из Касселя и вынуждали его и его потомков придерживаться старой имперской лояльности. Наконец, Габсбургам удалось, хотя и в урезанном виде, сохранить своих старых сателлитов в массе имперского рыцарства Франконии и Швабии и тамошних духовных прелатов. Оказываясь перед лицом мощного возвышения Баварии, эти силы были заинтересованы в эффективной поддержке со стороны Вены. Диалектика 1648 г. не только не лишала императоров последней надежды на «возвращение» в Империю в смысле влияния на ее западную половину, но и позволяла, как, например, в случае с Пфальцем, совершать региональные «революции».

Значимым представляется и другой аспект: Вестфальский мир позволил Габсбургам окончательно закрепить за собой наследственные земли на востоке. Именно восточный блок, составленный из богемских, австрийских и западновенгерских земель, становился отныне плацдармом, исходной точкой влияния короны в других частях Империи. И Фердинанд III, и, тем более, Леопольд I пожинали блистательные плоды политики предшественников. Годы католического триумфа Фердинанда II не прошли напрасно. Они принесли полную реставрацию католической церкви и авторитета короны, прежде всего в Богемии и Австрии.

Богемия, утратив позу фрондирующего и бурлящего социальными протестами королевства, все более преображалась в моноконфессиональное образование с блестящим профилем возрожденного католицизма. Абсорбация католической церковью чешского национального элемента, растворение его в универсальных структурах иерархии стало одним из существенных факторов стабилизации. При всей религиозной бескомпромиссности Габсбургов следует, по меньшей мере, усомниться в категоричности старых аксиом об исключительной ущербности их правления для чешского народа. Католическое барокко, привнесенное на крыльях победы 1620 г., органично дополнило предшествовавшие традиции и в конце концов стало неотъемлемой частью чешской национальной культуры. Опора на новое дворянство цементировала позиции короны. Итальянская фракция дворян, обустраиваясь в Богемии, одновременно символизировала и давние связи Империи с Италией, позволяла активизировать итальянский полюс имперского влияния. Пикколомини, Коллальто, Галласы выступали надежной опорой короны на своей новой родине. В свою очередь, южнонемецкие роды, в основном швабские, такие как Лихтенштейны, Дитрихштейны, Фюрстенберги, получая земли и титулы в Богемии, сохраняли старые связи с имперским дворянством южной Германии. Укреплялся мостик имперского влияния, соединявший наследственные земли со Швабией и Франконией.

Наследственные земли никогда не образовывали «социально замкнутого» массива: они были прочно вплетены в структуры Империи. Габсбурги второй половины XVII в. не только сохранили солидный потенциал влияния в Империи, но и сумели, используя меняющуюся конъюнктуру, в некоторых пунктах улучшить свои позиции.

Среди всех имперских учреждений, чья жизнь была реанимирована Вестфальским миром, самым важным был рейхстаг. По окончании войны место его работы было определено в Регенсбурге. С 1663 г. он там заседал регулярно вплоть до 1806 г., получив наименование «вечного рейхстага». Стабильность его работы и круг обсуждаемых на нем вопросов был предначертан условиями мира, что резко повышало его авторитет на имперской арене.

Но не только партнерство с сословным форумом облегчало Габсбургам политический курс. Императоры впервые в немецкой истории с конца XV в. смогли, наконец, защищать свои интересы в строго нормированном русле работы, в рамках фиксированного права. Исчезали условия, при которых работу ассамблеи можно было сорвать, как накануне Тридцатилетней войны. Тем самым на пользу короне шла повседневная рутина куриальных дискуссий, медлительность, но неизбежность в выработке компромиссных решений: наболевшие вопросы, даже самые острые, уже не могли быть оставлены «на потом» или быть вовсе «позабытыми», дабы всплыть вновь в виде разрушительной вспышки противоречий. Отныне все подлежало конечному решению пусть и громоздкого, но ставшего более эффективным механизма. Постоянное функционирование высшего имперского учреждения влекло постоянную акцентацию имперских регалий Габсбургов. Исследование А. Шиндлинга позволяют хорошо реконструировать механизм утверждения имперского суверенитета на рейхстаге.

Конституирование сословной ассамблеи содействовало росту авторитета короны и в «имперскоблизких регионах»: франконских, швабских, верхнерейнских княжествах и рыцарских ландшафтах. Благоприятные предпосылки, сложившиеся еще накануне Реформации и позволявшие императорам влиять на региональные силы юга, не были утрачены после Тридцатилетней войны.

Несомненно, большую роль играли вопросы репрезентации и имперской пропаганды. Прекрасно осознавая свои потери в войне, Фердинанд III и Леопольд целенаправленно содействовали появлению всевозможных форм манифестации величия престола и Империи, хотя во многом здесь прослеживалось и соответствие общему стилю барочной эпохи.