Германия в эпоху религиозного раскола. 1555–1648 - [156]
§ 2. Империя и Европа
Каковы были перспективы «внешнего» развития Империи после Вестфальского мира?
Перемены, вызванные войной, здесь были очевидны. Правящая династия вынуждена была считаться с новым раскладом сил в Европе. Испания, прежде главный союзник Империи на континенте, сошла со сцены европейской истории. Продолжавшаяся франко-испанская война не принесла Мадриду сколько-нибудь ощутимых приобретений: после восстания в Каталонии и отпадения Португалии в 40-х гг. фронт переместился за линию Пиренейского хребта. Заключенный в 1659 г. мир означал поражение испанских Габсбургов в борьбе с Бурбонами. Но уход бывшего главного союзника Империи создавал и новые перспективы: отпадал бесспорно тяжелый для венского двора балласт обязательств перед родственной державой. Империя могла отныне считать себя свободной от векового партнерства. Имперский престол освобождался от слишком обременительной зависимости, подкрепленной испанскими владениями в северной Италии и в Южных Нидерландах. С другой стороны, было очевидным усиление Франции: приобретения, сделанные ее в Эльзасе, и переход фактически под ее контроль сильнейших крепостей «открывали» Империю с запада. В таких условиях имперская дипломатия все настойчивее должна была искать союзников среди других континентальных держав. Таким образом, наметилась перестройка внешнеполитической линии Вены.
Если в последние годы правления Фердинанда III едва ли еще можно было говорить о каких-то реальных шагах в этом направлении, то в первое десятилетие царствования Леопольда I (1657–1705) стали обозначаться новые приоритеты. Империя, по-прежнему поддерживая ослабленную Испанию, искала сближения с Нидерландами и Англией — двумя усилившимися державами, представлявшими собой весомых конкурентов Франции. Возвышение Бурбонов все более и более сплачивало в прежние времена совершенно разных соседей, решившихся противостоять французской гегемонии. Еще более важным моментом было постепенное разрушение системы французской клиентелы среди имперских князей, оформившейся после 1648 г. Западные князья, начиная от вестфальских епископов и заканчивая рейнскими властителями, все менее и менее были склонны терпеть опустошительные вторжения французов. Войны, развязанные Людовиком XIV (1643–1715), все сильнее сближали Империю во второй половине века с новыми союзниками вовне и со старыми сателлитами Франции внутри Империи. Если в Деволюционной войне (1667–1668). в которой Франция окончательно добилась низведения Испании до уровня второстепенной державы, эта тенденция лишь наметилась, то в войне за Пфальцское наследство (1688–1697) в виде т. н. Аугсбургского альянса была впервые образована достаточно мощная антифранцузская коалиция. Имперское правительство здесь оказывалось в безусловно выгодном положении: основное бремя военного противостояния ложилось на плечи Англии и Нидерландов. Император Леопольд был вынужден терпеть опустошение французами прирейнских земель, особенно союзного Габсбургам Пфальца, но мог вести борьбу руками союзников. Прессинг Франции в западном секторе Империи блокировался силами альянса в Нидерландах и на море. В конце концов последовавшая в 1700 г. Война за испанское наследство (1700–1714) стала реваншем Габсбургов за проигрыш в 1648 г.: французское преобладание на западе рухнуло. От Франции отвернулись и многие ее бывшие союзники среди имперских князей. Бесцеремонная политика «короля-солнца» в отношении собственных сателлитов разочаровывала их и раздражала.
На севере, в балтийском регионе императоры пока не могли надеяться на существенное усиление своих позиций. Лидерство Швеции здесь было очевидным. В ходе Первой Северной войны (1655–1660) с Данией и Польшей этому скандинавскому королевству удалось закрепить достигнутые в 1648 г. успехи. Однако непомерное усиление шведских позиций находило и естественные границы. Польша, Дания и первоначально шедший в русле шведской политики Бранденбург все более сближались на почве относительно общих балтийских интересов. Шведское могущество ставило под сомнение польское присутствие в южной Лифляндии и создавало постоянную угрозу датским владениям в Сконии и Норвегии, а также бранденбургским ленам в Пруссии и Померании. Имперская дипломатия получила возможность маневрировать, прямо не вмешиваясь в противостояние, но сближаясь с северными державами. На северо-востоке увеличивалось значение Польши, всегда с симпатией смотревшей на католическую Вену. Опыт широкого и опасного для Речи Посполитой протестантского движения в ее владениях в годы Первой северной войны и дружеская поддержка, оказанная Веной королю-изгнаннику Яну Казимиру в 1655–1656 гг., заставляли поляков видеть в Габсбургах главного союзника. С другой стороны, при всей подчеркнутой верности протестантскому делу «великого курфюрста» Фридриха Вильгельма, возглавлявшего евангелический блок имперских чинов, у Бранденбурга также постепенно зрели общие интересы с Веной. Усиление Швеции никак не входило в планы Фридриха Вильгельма. Померанский плацдарм Швеции создавал большие неудобства Бранденбургу. В итоге в 70-е гг. наметилось сближение Берлина и Вены по общему кругу балтийских вопросов. В ходе
