Германия: самоликвидация - [94]
Пауль Шеффер своей статьёй «Мультикультурная драма» развязал в 2000 г. дискуссию о мусульманских мигрантах в Голландии. Она вызвала большой резонанс и приняла повышенную эмоциональность из-за трёх событий: удара по Всемирному торговому центру в 2001 г., убийства Пима Фортьюна[54] в 2002 г. и убийства Тео ван Гога[55] в 2004 г. В результате она распространилась по всей Европе. Шеффер подверг критике попытки преуменьшить особое качество мусульманской миграции теми «азбучными истинами», что, мол, миграция существовала во все времена:
«Миграция, которую мы переживаем сейчас, не сделала наши общества более открытыми во многих отношениях. Из-за традиционных взглядов, которые приносят с собой многие мигранты, вдруг опять начали обсуждаться вопросы, касающиеся положения женщины, а право на свободное выражение мнений опять оспаривается. Мы с чего-то вдруг опять заговорили о богохульстве и о запрете отпадения от веры. И хотя речь при этом идёт о взглядах, знакомых нам из нашего исторического прошлого, какой же это прогресс, если мы вынуждены заново повторять эмансипацию, уже пройденную нами пятьдесят лет назад»>{328}.
Это верно, и мы оказались в эмоциональной сердцевине проблемы: западная цивилизация из-за мусульманской иммиграции и растущего влияния исламистских направлений веры сталкивается с авторитарными, несовременными, а то и антидемократическими тенденциями, которые не только навязывают нам своё разумение, но и представляют прямую угрозу нашему жизненному стилю.
Отчётливым это стало лишь тогда, когда аятолла Хомейни[56] издал религиозный эдикт (фетву) против индийско-британского писателя Салмана Рушди, потому что тот позволил себе пару поэтических вольностей. Из-за нескольких карикатур на пророка Мохаммеда в датской газете по всему миру в 2005 г. прошли исламские демонстрации и насильственные акции, в результате которых было убито 150 человек. Художник Курт Вестергаард, 1935 г. рождения, живёт с тех пор под защитой полиции, постоянно меняя квартиры, а в рождественские дни 2009 г. он едва не стал жертвой покушения молодого сомалийца, имеющего разрешение на жительство в Дании. Датские молочные продукты с тех пор бойкотируются в исламских странах из-за карикатур на пророка Мохаммеда. Миллионы женщин, живущих рядом с нами, подвергаются социальному давлению их религии и культуры, испытывая принуждение к соблюдению предписаний в одежде, которые унижают их человеческое достоинство, а их семьи чинят им препятствия в профессиональном и личностном развитии.
Всё это, собственно, нам без надобности. Экономически мы не нуждаемся в мусульманской миграции в Европу. В любой стране мусульманские мигранты по причине их низкого участия в производительном труде и их высокой зависимости от социальных пособий обходятся государственной казне дороже, чем их вклад в экономический прибавочный продукт. В аспекте культуры и цивилизации та картина общества и система ценностей, которую они представляют, означает регресс. Демографически большая фертильность мусульманских мигрантов в перспективе представляет собой угрозу для культурного и цивилизационного равновесия в стареющей Европе.
Те, кто высказывает это со всей определённостью, обнаруживают себя во враждебном окружении, где упрёк в «исламофобии» — ещё самый щадящий. И хотя кажется, что в немецкой политике растёт осознание того, что исламу присущи проблематичные силы, эта тема до сих пор продолжает отпугивать. «Исламу добро пожаловать, исламизму — нет», — сказал министр внутренних дел Томас де Майзьер в своей первой парламентской речи после вступления в должность. Ему следовало бы разок побеседовать с премьер-министром Турции Эрдоганом, который заявил в 2008 г.: «Не бывает ислама и исламизма. Есть только ислам. Кто говорит другое, тот оскорбляет ислам»>{329}. Бассам Тиби, политолог сирийского происхождения и ведущий представитель так называемого евроислама, полагает:
«Ислам очень разносторонний, он включает в себя в равной мере толерантность и нетерпимость. Как духовная религия, он не является политическим образом мысли. В противоположность этому исламизм, как разновидность религиозного фундаментализма, есть тоталитарная идеология с праворадикальными чертами, которой нельзя позволять сколачивать капитал из открытости Германии другим культурам»>{330}.
Христианство тоже переживало фундаменталистскую фазу, были религиозные войны и костры, на которых гибли еретики. Это закончилось всего 300 лет назад с предвестниками эпохи Просвещения. Тем не менее в целом хорошо оснащённая фактическим материалом передовица еженедельника Spiegel «Чей Бог сильнее?»>{331} ставит на один уровень сегодняшнее христианство и сегодняшний ислам с точки зрения осознания миссии и воли к распространению. Это неправильно — во всяком случае для Европы. Христианство имеет многие века секуляризации, и католическая церковь давно уже не та, что была во времена инквизиции. Проблематичное в сегодняшнем исламе — комбинация из в принципе отсталых обществ, молодых, сильно растущих народов и сознания миссии, грани которой простираются от смиренной набожности до священной войны джихада, причём переходы между ними размыты. Кстати, в 1997 г. Эрдоган, тогда ещё лидер оппозиции, сказал: «Минареты — это наши копья, купола — наши шлемы, правоверные — наша армия».
