Герман Геринг — маршал рейха - [39]

Он указал в своем заявлении, что его бывшая жена, здоровье которой и ранее было очень слабым, теперь обнаруживает склонность к эпилепсии и подвержена учащающимся приступам и обморокам, а ее безработный муж — человек неукротимого нрава, склонный к насилию, когда ему перечат, — возможно, вследствие пристрастия к опасным наркотикам. Никто из них не мог стать родителем или приемным родителем для впечатлительного ребенка в годы, когда складывается его личность, заключил Нильс фон Кантцов.

Этот ответный удар не мог быть нанесен в более неподходящий, с точки зрения Карин Геринг, момент. Семейные источники фон Фоков не хранят подробности того, что после этого произошло, а Фанни пишет об этом только следующее:

«Мама Карин… пыталась помочь так, как только могла, раскрыв объятия и распахнув свое сердце. Но она не могла изгнать из дома Герингов беспокойство, болезнь, бедность и страдания. Карин из последних сил старалась оживить атмосферу в доме, отогнать поглощающее их уныние. Мебели, которую приходилось продавать, становилось все меньше, недуг и нужда стали их ежедневными гостями. В жизни этого сильного мужчины наступило время, когда со всех сторон на него накатили черные волны, и этот жестокий шторм грозил унести с собой все, что у него было… Непоколебимая и верная, стояла Карин рядом со своим возлюбленным мужем. Никогда ее не оставляли мысли о его будущем и будущем его народа. Даже если с сердцем будет плохо, так что она часами пролежит неподвижно, или приступы слабости совсем одолеют ее, а боль и мучения станут едва переносимыми, она не станет жаловаться. Она сосредоточит свои мысли на чем-нибудь другом и, прежде всего, на нем».

В этом трогательном пассаже никак не отразился факт состоявшегося в это время семейного совета родителей и родственников Карин, фон Фоков, после доклада их семейного доктора. Состояние Карин Геринг ежедневно усугублялось ее подавленностью и тревогой за мужа, который проявлял признаки острой зависимости от морфия. Доктор объявил, что он не сможет отвечать за последствия, если это бремя не будет снято с плеч Карин. Этот человек, сказал он, такой буйный и опасный, такой неуравновешенный, что в любой момент может убить себя или еще кого-нибудь.

В результате было решено, что семья возьмет на себя расходы по медицинскому уходу за ним, и в лечебнице Аспадден для него закажут частную палату, где проведут обследование. Геринг согласился довольно охотно, потому что вполне сознавал всю тяжесть своего состояния и, по крайней мере временами, ощущал решимость вылечиться. К несчастью, никто из врачей в больнице, видимо, не представлял, какие дозы морфия в действительности требовались Герингу, чтобы стать нечувствительным к физической боли и душевным мучениям, которые он испытывал, а чуткий и благожелательный уход не являлся отличительной чертой шведской больничной системы. По плану, лечение заключалось в постепенном уменьшении доз до полного отвыкания, но количество морфия, которое ему дали с самого начала, было таким маленьким по сравнению с потребляемым им, что это было равносильно методу резкого прекращения потребления, и Геринг стал реагировать соответственно. Он попросил наркотик, но в ответ услышал, что должен подождать до утра, когда будет следующий укол. При мысли, что ему придется провести ночь в ужасных мучениях, он начал нервничать и умолять дать ему морфия, но это не подействовало, зато ему указали, чтобы он вел себя как мужчина, а не распускал нюни, и тогда Геринг пришел в ярость и бросился на медсестру. В результате его признали сумасшедшим и перевели в психиатрическую больницу Лангбро. Это случилось 1 сентября 1925 года, и он провел несколько дней, терзаясь жесточайшими ломками в обитой войлоком комнате.

В то время очень многие медики были уверены, что лучший и самый быстрый способ лечения наркомании — это резкая изоляция пациента от наркотика и выдерживание его до полного отвыкания. Требовалось крепкое тело и еще более крепкий разум, чтобы выдержать шок от такого радикального и жестокого оздоровительного курса, и было немало наркоманов, которые оказывались не в состоянии физически либо психически его пережить.

Герман Геринг пережил. Психиатр, который наблюдал его в лечебнице Лангбро, впоследствии классифицировал своего пациента как «сентиментального человека, лишенного элементарной силы духа». Он написал этот диагноз после того, как Геринг, просуществовав три месяца без наркотиков, был выписан и отправлен домой в Оденгатан. Там, находясь вместе с Карин, состояние которой стало еще хуже, чем было, он опять ощутил себя в атмосфере безработицы и нехватки денег. Геринг снова взялся за шприц и снова был отправлен в Лангбро. После этого, по истечении еще двух месяцев полного воздержания, он вылечился. Больше он не кололся никогда. Должно быть, здорового и бодрого духом шведского психиатра это не очень впечатлило, однако, учитывая силу на тот момент его морфиновой зависимости, а также сохраняющуюся боль от раны (так и оставшуюся с ним на всю жизнь), нельзя не признать его излечение достижением.

За период, пока он принимал наркотик, Геринг изрядно прибавил в весе. Учитывая это, можно с уверенностью сказать, что морфий либо рана в паху, а может, и то и другое привели к нарушению обмена веществ. Летом 1926 года Герман Геринг, которому теперь было тридцать три года, уже ничем не напоминал стройного, привлекательного молодого героя войны. Сейчас Томас фон Кантцов, несмотря на всю свою любовь к нему, уже не мог назвать его «забавным».