Герман Геринг — маршал рейха - [41]

В результате Геринг, готовившийся с триумфом въехать в Германию, испытал сильное разочарование и внутреннюю опустошенность. В итоге после двух его бесед с Гитлером в Мюнхене он получил указание «не терять связи», а пока что сосредоточиться на поисках работы и начать обустраиваться.

— А там, — сказал Гитлер, — будет видно.

В начале ноября 1927 года Геринг выехал в Берлин в качестве представителя Баварского моторного завода (BMW), который недавно перешел во владение итальянского предпринимателя по имени Камилио Кастильони, и пытался наладить свои дела, выпуская авиационные моторы. Тот факт, что Кастильони был евреем, судя по всему, не беспокоил Геринга, и хотя тот как-то пожаловался, что «Герман тратит слишком много времени на поцелуи женских ручек и значительно меньше на добывание подписанных руками их мужей контрактов», их сотрудничество, если и не стало фантастически плодотворным, было вполне дружеским. Находясь в Берлине, он наладил связи со многими из своих боевых товарищей, и среди них с Бруно Лёрцером, который сотрудничал с компанией Хейнкеля и уже окрепшей воздушно-транспортной фирмой «Люфтганза».

На это время он поселился в небольшом номере гостиницы позади Курфюрстендам, но возвращался в него только по ночам на несколько часов. Хотя поиски места под солнцем отнимали у него практически все время, он не переставал отчаянно страдать от одиночества без Карин, и они изливали друг другу души в ежедневных письмах. Карин имела обыкновение зачитывать длинные отрывки из посланий Геринга сыну, и Томас на всю оставшуюся жизнь сохранил память о той романтической страсти, которой дышало каждое их предложение.

Не может быть сомнений, что любовь Геринга к его хрупкому милому другу была такой же сильной, как прежде, и, когда пришло рождество, он понял, что больше не в силах вынести разлуку, и отправился в Стокгольм. Но в то время Карин все еще лежала в больнице и только к весне 1928 года смогла наконец набраться сил, чтобы приехать к нему в небольшую меблированную квартиру, которую он снял в Берлине на Берхтесгаднерштрассе, 16.

Ее присутствие принесло ему удачу. Вновь замаячили радужные перспективы, потому что непредсказуемый Гитлер неожиданно проявил желание опять видеть прежнего сподвижника среди своих приближенных.

Трехгрошовая опера

Весной 1928 года в берлинской «Тагеблатт» была напечатана карикатура Курта Арнольда, которой он точно отразил жизнь в современной Германии. На ней была изображена тонкая, почти совсем без груди, девушка с коротко подстриженными по последней моде волосами, в короткой юбке и на высоких каблуках, встречающаяся с очень толстым человеком с огромной сигарой в зубах. Внутри толстяка виднелся худой как скелет ребенок, цепляющийся за юбку оборванной женщины с еще одним ребенком на руках. Подпись гласила: «Одни предпочитают быть толстыми, другие предпочитают быть худыми, а все остальные остаются худыми в силу нужды».

Музыкальным хитом того года стала «Трехгрошовая опера» Бертольта Брехта и Курта Вайля, едкая осовремененная версия «Оперы нищих» Гая. В ней Берлин изображался как один сплошной воровской притон, ее героем был плут, героинями — проститутки, а честные люди выглядели дураками, над которыми все смеялись и издевались. Параллели с тем, что происходит в Германии, были достаточно близкими, чтобы считать происходящее на сцене совсем уж притянутым за уши, а философия, выраженная в песенке «Мекки Нож», была вполне понятной тем, кто заполнял театр каждый вечер.

В Берлине было полно иностранцев, неплохо там себя чувствовавших, с карманами, набитыми марками, которые они получали в обмен на свои доллары, фунты, франки и гульдены. А представлений, на которые их можно было потратить, существовало предостаточно и на любой вкус: это и новая версия «Ромео и Джульетты» Макса Рейнхардта  с Элизабет Бергнер и Францем Ледерером, и фильмы киностудии УФА с Марлен Дитрих, оперетта Рихарда Таубера, пьесы Герхардта Гауптмана и Лиона Фейхтвангера, новые сочинения Рихарда Штрауса, концерты Фюртвенглера и Берлинской филармонии, а также танцы обнаженной смуглой Жозефины Бейкер на сумасшедших вечеринках и ночные клубы всевозможных экзотических и эротических разновидностей.

Но за этим «культурным» фасадом Веймарская республика, на которую демократы возлагали такие надежды, переживала агонию. На глухих улицах рабочих кварталов Берлина каждый конец недели коммунисты и нацисты избивали друг друга с кровожадной яростью, и то, что газеты по понедельникам описывали как «фракционные политические ссоры», на самом деле были первыми раундами в борьбе не на жизнь, а на смерть за власть в Германии. Не нужен был особо чувствительный нос, чтобы почуять дым от горящего фитиля бомбы, как не требовались слишком восприимчивые уши, чтобы услышать вступительные аккорды кифары Нерона.

Как и многие другие подобные ему люди, Геринг сумел преуспеть в той беспокойной и лихорадочной атмосфере. То было время, когда ловкий говорун, обладающий связями и умеющий пустить пыль в глаза, вполне мог устроить себе неплохое житье. То был мир продавцов, и в нем повсюду находились покупатели. Подстегиваемый отчаянным желанием иметь деньги, приличное место и вернуть расположение Гитлера, Геринг прошелся по всем своим связям, которые у него остались с войны, и, не особо смущаясь, стал использовать их в своих целях.