Герань мистера Кавендиша - [47]

Моя добрая милая миссис Ортис. Злость, ярость, разочарование, надежды и чаяния исчезли в один миг. Все эти чувства заменило одно — жуткая усталость. Мне не хотелось ни есть, ни пить, ни думать о чем-то. Отложив записку, я вышла на утес.

Жаркое африканское солнце уже припекало, но свежий морской бриз уравновешивал температуру, гуляя по моему убежищу, играя с высокой травой. Сбросив туфли, я пошла по этой сочной зеленой траве и упала навзничь там, где росли ароматные цветы. Небо надо мной было безжалостно высоким и холодным. Густые белые облака, гонимые веселым ветром, быстро уплывали на восток, тот час же забывая обо мне и оставляя одну на утесе. Звук волн, мерно бьющихся о скалы, шептал «одиночество… одиночество…». Закрывая глаза, я мечтала о том, чтобы этот утес откололся и пошел ко дну вместе со мной, прекратив все мои страдания разом. Но ничего не происходило.

День тянулся медленно, словно нехотя отсчитывая время. Я все ждала и ждала прихода мистера Кавендиша, но напрасно.

Жаркий день сменялся холодной ночью, которая плавно перетекала в свежее утро. Каждый день я выходила на смотровую площадку, безуспешно пытаясь увидеть хоть верхушку красной крыши Кавендиш-холла. Оторванная от общества, забытая самыми близкими людьми, я писала дневник, чтобы хоть как-то скоротать это время. Как бы я не пыталась с корнем выдрать из своего сердца любовь, как бы ни старалась ненавидеть мистера Кавендиша, все же не могла. Мое сердце отказывалось разменивать любовь, отказывалось ненавидеть его, не хотело слушать голос холодного рассудка — ты теперь одна, брошена, заточена в этом маяке, на этом утесе. Почему тогда, двадцать пять лет назад твой отец не бросил тебя в реку, оградив смертью от будущих боли и обмана?

Оторвавшись в задумчивости от дневника, мой взгляд остановился на герани, стоящей на окне. Одна ты осталась со мной, верная подруга. Мы с тобой не нужны никому, брошены, забыты. Как сказал когда-то мистер Кавендиш, мы с тобой очень похожи — такие же чужие и отличающиеся от всего в этом райском тропическом лесу.

Я упорно упражнялась с рисовании портрета мистера Кавендиша. Каждый день я проводила не меньше часа, рисуя, стирая, перерисовывая упрямые глубокие глаза, насмешливо и жестко смотрящие из-под хмурых нависших бровей.

Каждое утро я находила у дверей коробок с едой. Я пыталась проследить и узнать, кто его приносит и расспросить о том, что происходит в доме, но все напрасно. Как бы рано я ни просыпалась — коробок уже стоял у дверей. Иногда меня посещали мысли бросить все, влететь в дом и устроить скандал, требуя объяснений, извинений и уважения! Но такие мысли быстро покидали мой мозг — я боялась того, что потеряла мистера Кавендиша навсегда. Лучше жить в неведении, даже если до старости. Поначалу хотя бы миссис Ортис писала мне записки, но вскоре пропали и они, а вместе с ними и последняя нить, соединяющая меня с миром.

Теперь, очевидно, мой роман, на который я истратила порядочное количество нервных клеток и души, покроется пылью в кабинете мистера Нота. Нгози будет думать обо мне, как о дурочке-служанке, влюбившейся в своего хозяина. Миссис Ортис больше не будет разговаривать со мной как с равной. И зачем я согласилась приехать сюда? Сейчас бы лежала бы где-то в сырой земле, растерзанная прилетевшим снарядом, и не знала бы горя…

Изрисовав почти все листы из папки, я наконец добилась самого лучшего результата, на который только была способна — швырнув в окно огрызок последнего карандаша, я сделала шаг назад, глядя на лист на мольберте. С чистого белоснежного листа на меня смотрело тяжелым взглядом лицо хозяина моего сердца… Мистер Кавендиш… Я повесила этот портрет на пустующие стены маяка, не в силах разорвать его и выбросить в окно. Теперь, каждый вечер я засыпала, глядя в эти бездушные глаза и просыпалась под их неусыпным присмотром.

Быт мой был устроен просто: здесь имелся электрический чайник и печка на одну конфорку, на которой я могла разогреть остывший суп или кашу. Все свои вещи я стирала вручную и развешивала их на утесе — это была несложная конструкция из двух столбиков, соединенных проволокой на уровне моих глаз. Сюда отлично помещалось белое постельное белье, которое развевалось на ветру, превращая мою скалу в настоящий корабль с парусами. Проводя большую часть дня на утесе или на смотровой площадке, я не расставалась с ручкой и блокнотом, записывая все свои мысли и чувства. Время от времени вдалеке проплывали лодки, яхты и корабли, иногда пролетали дельтапланеристы и маленькие двухместные самолеты, из которых мне махали приветливые незнакомцы. Я всегда махала в ответ, провожая взглядом исчезающие на горизонте точки и мечтая улететь или уплыть вместе с ними. С некоторыми из них у меня даже завязались дружеские отношения — каждое утро мимо проплывал прогулочный пароход и высокий стройный капитан в красивой черно-белой форме всегда приветливо здоровался со мной, давая один длинный гудок. Я с нетерпением ждала утра, чтобы хоть издалека посмотреть на людей и услышать их хохот и крики, доносящиеся с парохода. Очевидно, весть о странной девушке, живущей на утесе в маяке, распространилась по пароходству за считанные дни, потому что очень скоро из проплывающего судна на меня смотрели сотни глаз и приветливо махали сотни рук!