Герань мистера Кавендиша - [28]

Вот и в этот раз я нещадно вытаптывала едва восходившие ростки нежного чувства, упорно удобряя их преданностью, искренним чувством дружбы, уважения и повиновения. Что может объединить нас с мистером Кавендишем? Он — на тринадцать лет старше меня, богатый, выросший в роскоши и аристократизме человек, а я — бедная, не знающая ни роду, ни племени, дочь беглого иностранца, воспитанная кнутом и нелюбовью. Понимая, что мистер Кавендиш строг ко мне только для того, чтобы испытать меня, выбить из меня остатки моего плохого воспитания и научить чему-то новому, я воспринимала любой его каприз и приказ как вызов — чем больше вещей я не умела делать, тем больше он заставлял меня их делать. Его философия был проста: не умеешь — научись! Принимая каждый вызов, я обязательно доводила его до конца — у бедного одинокого человека в этом мире есть только его гордость и честное слово, которое необходимо держать во что бы то ни стало!

На дорожке появились мистер Кавендиш и Нгози — оба высокие и широкоплечие, едва помещались между клумб. Став рядом со мной, хозяин принялся отчитывать работника за одни ему известные провинности, отрывая листья с засыхающего цветка и тыкая их Нгози в руки. Переступив через брошенную на дороге лопату, протиснувшись мимо двух мужчин, поймав на себе взгляд улыбающихся глаз-миндалин, я пошла дальше по дорожке, снова оставляя занятую делом парочку позади, и улыбаясь. Солнце заливало всю оранжерею, падая через застекленный потолок густыми косыми лучами. Высокие пальмы создавали красивые резкие тени, падающие на дорожку. В нитях лучей иногда кружились пылинки, сверкая и переливаясь в воздухе, пока не исчезали в тени.

— Мисс Ионеску! — послышался грозный призыв хозяина через несколько минут. — Вы заблудились? Мы уходим отсюда!

— Иду, сэр! — ответила я громко, разворачиваясь в обратную дорогу к выходу.

У дверей стоял Нгози, мистер Кавендиш уже вышел на улицу.

— Это вам, мисс. — Нгози протянул мне букет из трех королевских протей.

— Что вы? — поначалу я запротестовала, отказываясь их принять.

— Возьмите, мисс. Они сорваны для вас и не должны умереть, не получив свою долю любви.

Глядя в подернутые дымкой глаза, я приняла букет и, поблагодарив, поторопилась догнать мистера Кавендиша, который ушел уже на добрых пятьдесят метров в глубь сада.

— Так вот, куда деваются мои цветы! — воскликнул мистер Кавендиш, остановившись, чтобы подождать меня. После визита в оранжерею он был заметно раздражен и его брови практически скрывали глаза, нависая над ними словно грозовые тучи. — Это вы сами сорвали, Анна?

— Нет, сэр. Это Нгози подарил мне. — честно призналась я.

— Какое право он имеет уродовать мои цветы? — вскипел хозяин, — Я сейчас же его уволю!

Он ринулся назад к оранжерее, но я остановила его одним словом:

— Нет!

— Что? — мистер Кавендиш резко остановился и удивленно посмотрел на меня, обернувшись. Под напором этих неумолимых глаз, мечущих молнии, я на секунду засомневалась в правильности своего решения. Но слово — не воробей…

— Нет, сэр. Если вы уволите Нгози, кто будет ухаживать за вашими цветами?

— Вы, Анна! Вы снова вернетесь в оранжерею! — приказал хозяин.

— Нет, сэр. — снова ответила я, чувствуя себя все более уверенно.

— Мисс Ионеску, либо королевская протея затуманила вам разум, либо болезнь все еще не покинула вашего тела! — он вернулся на два шага назад и остановился настолько близко, что у меня перехватило дыхание. Подняв глаза вверх, я снова наткнулась на сдвинутые брови и тяжелый взгляд, в котором проступали нотки интереса.

— Нет, сэр, я вполне здорова. Если вы не заметили, то Нгози ухаживает за вашими бесценными цветами намного лучше меня. Эти клумбы с диковинными цветами и их манящие ароматы чужды мне. Прошло так мало времени с тех пор, как я перестала работать в оранжерее, а все названия цветов уже напрочь стерлись из моей памяти! Я не вернусь туда, мистер Кавендиш! Вы не заставите меня! Вы действительно думаете, что я теперь брошу ваш кабинет? — мой голос становился все увереннее.

Несколько мгновений мы мерились силой взгляда, пока мистер Кавендиш не сказал, как ни в чем не бывало, продолжив свою прогулку по саду:

— Вы правы, Анна. Я не хочу подвергать мои цветы опасности, поэтому вы останетесь со мной. Тем более, что мой портрет не готов и до создания совершенства вам еще работать и работать.

— Я боюсь, сэр, что вы не увидите того, чего желаете. У меня нет никакого художественного таланта. — Мы не спеша шли рядом, наслаждаясь чудесной послеобеденной погодой, слушая пение птиц, доносящееся из сада, чувствуя на лице легкий прохладный бриз.

— Тогда, Анна, вам придется рисовать меня снова и снова, даже если мне нужно будет жить до двухсот лет, чтобы увидеть идеальный портрет!

Он сказал это так просто, без тона издевательства или раздражения! Я посмотрела на хозяина — он шел рядом, высоко подняв голову, устремив гордый взгляд вперед, навстречу развевающему волосы ветру, думая о своем и, вероятно, придумывая наказание для строптивого садовника.

Мы дошли до тенистой аллеи в самом центре парка и мистер Кавендиш предложил немного посидеть на лавке под развесистой кроной моринги. С этой лавки открывался очаровательный вид на Кавендиш-холл, утопающий в зелени, и на далекие горы, покрытые снежной шапкой. Если прислушаться, то можно было услышать и шум океана.