Герань мистера Кавендиша - [27]

— Не здесь, мисс Ионеску.

— Кто бы сомневался, сэр! — ответила я. — Где?

— У дверей на веранду. С этой стороны освещение лучше и мой профиль не выглядит таким бесформенным и мягким!

— Ваш профиль, сэр, ни с какой стороны не выглядит мягким.

— О, мисс Ионеску! — он засмеялся, вмиг изменившись в лице, откинувшись на спинку кресла и закинув руки за голову, — Вы свою колючую натуру укутываете в вуаль сарказма! Но дай вам волю, вы переломили бы этот мольберт пополам о мою спину, так ведь?

— Иногда, сэр. — с улыбкой ответила я, распаковывая новую папку с листами и раскладывая краски и карандаши.

Иногда, в обдумывании какой-нибудь сцены мистер Кавендиш принимался ходить по кабинету и, конечно же, подходил оценить мою работу, бесцеремонно выхватывая у меня из рук карандаши, ломая их и отодвигая меня от мольберта.

— Боже мой, Анна, и таким вы меня видите? — он уставился на мой первый портрет. — Что это за нос? Откуда взялся этот чудовищный горб? Разве у меня такой нос?

— Нет, сэр!

— А уши! У слона уши поменьше, чем вот эти, которые вы пририсовали мне! До этой минуты я так гордился своими ушами! Лучше бы я оставил вас в оранжерее!

Постояв минуту у мольберта, переломав половину карандашей, он вернулся на свое рабочее место.

— Мне прекратить рисовать, сэр? — спросила я.

— Нет, конечно, с чего вы взяли?

— Но у меня остались одни красные карандаши, сэр.

— Рисуйте красными. Вашу картину ничего уже не испортит! Завтра утром у вас будут новые карандаши, мисс Ионеску.

Перед тем, как закончить работу и отправиться на обед, я получила еще одну книгу от мистера Кавендиша — анатомия для художников.

— Учитесь, мисс Ионеску, потому что ваша работа должна висеть у меня в кабинете. И только от вас зависит краснеть вам перед моими гостями или гордиться ею!

Отличная новость!

После чудесного сытного обеда я сопровождала мистера Кавендиша на прогулке. Первым делом он решил посетить свою оранжерею и лично проверить работу нового садовника, кузена Афии, красавца (как я уже слышала) Нгози. Следом за ним я вошла в цветочное царство и остановилась у входа, ожидая прогулки по саду.

— Нгози! — крикнул хозяин, склонившись над молодым деревцем магнолии.

— Да, сэр!

Из-за обильно цветущих кустов розовой камелии, в двух метрах от нас, поднялся Нгози. Это был удивительно красивый и высокий молодой человек — его симметричное лицо с умеренно пухлыми губами, миндалевидным разрезом глаз и практически ровным носом притягивало взгляд. Его теплая кофейная кожа блестела в лучах яркого послеобеденного солнца и я настолько залюбовалась этой дикой красотой, что не сразу заметила отсутствие рубашки на мускулистой рельефной груди.

— Добрый день, мисс… — заметив меня, Нгози мгновенно спрятался назад.

— Что ты там возишься? — мистер Кавендиш, разглядывая клумбу с королевской протеей, не заметил произошедшего.

— Я здесь, мистер Кавендиш! — Нгози, уже облаченный в белую футболку с закатанным рукавом и рабочие штаны, вышел на дорожку, неловко улыбаясь мне.

— Вот ты где. — Мистер Кавендиш бросил быстрый взгляд на работника.

Пока хозяин мучил Нгози, расспрашивая его о состоянии дел, водя между клумбами, что-то рассказывая и кое-где разгребая землю граблями, я меланхолично бродила в одиночестве. Благодаря огромным размерам оранжереи, время от времени я действительно оставалась в одиночестве, скрываясь за поворотом или за высокими деревьями и кустарниками, слыша только отзвуки голосов, которые, улетая вверх и ударяясь о высокие стеклянные своды, таяли и исчезали в залитом солнцем небе. Прохаживаясь между рядами живописно цветущей флоры, я вспомнила о герани мистера Кавендиша, стоящей в моей комнате на окне. Глубоко в душе я чувствовала какие-то изменения, сигналы и предупреждения. Что-то менялось во мне в течение этих нескольких недель, постепенно, незаметно, но неотвратимо, словно зарождающаяся от резкого звука лавина, набирающая свою силу. Вспоминая о герани, я улыбалась. Перед глазами возникало лицо мистера Кавендиша, еще когда он был для меня просто обычным неприветливым садовником. Его переменчивые острые глаза, хмурые брови, резкий характер, не щадящий никого, кто попадет под горячую руку… За это время, проведенное в Кавендиш-холле я поняла, что у хозяина, под железными доспехами резкого, холодного и деспотичного человека, бьется доброе и отзывчивое сердце. Я вспомнила с каким раздражением он вручил мне герань, с какой резкостью он отчитал миссис Ортис тогда в оранжерее. Но в то же время, перед моими глазами проплыли воспоминания о том, как мистер Кавендиш вручил мне свой атлас цветов или анатомию для художников, как нес меня в комнату, чтобы уложить под одеяло. Я стала для него тоже намного ближе за это время, это точно.

Из множества книг, прочитанных мной, и историй о моей маме, рассказанных Ариной, я давно уже сделала вывод о том, что сказок в реальном мире не бывает, и искореняла из своей души любые зародыши напрасных надежд, ожиданий и чувств. Каждый раз, когда мой мозг отключался и глупые надежды и вера в чудо начинали работать на полных оборотах, я заставляла себя вспомнить Рождество в 10 лет. В ту зиму я вся состояла из грез и мечтаний — однажды, убирая в конюшне, я услышала разговор Арины и Степана. Они говорили о том, что Арина написала и отправила письмо моему отцу с просьбой приехать, проведать меня и, возможно, забрать в семью. Как тяжело ей ни было расставаться со мной, но ребенку нужен настоящий родитель, который может посвятить ему много времени и отдать всю свою любовь. Скрыв от своих друзей то, что я услышала, не подавая виду, я погрузилась в подготовку ко встрече с отцом — каждый день я мыла голову, всегда надевала чистую одежду, вела себя хорошо и даже перестала воровать колбасу и сладости из бабкиных закромов. Я уже представляла себе, как отец заберет меня к себе и я навсегда забуду лица бабки и деда! Я буквально слышала радостные голоса моих брата и сестры, чувствовала их крепкие объятия! Но прошло три дня, затем неделя, затем месяц — ни весточки, ни слова ни от отца, ни от Арины. Но надежда все еще не гасла во мне — почта всегда работала медленно, а перед праздниками особенно! В общем, утром 7 января Арина вошла в мой флигель, впустив в комнату волну мороза. Подпрыгнув на кровати, я подбежала к своей подруге и получила небольшой конверт с письмом внутри. Письмо от отца! Скоро, очень скоро я заживу счастливо и беззаботно! Счастливая, я прыгнула назад на кровать, открыла конверт и погрузилась в чтение. Не буду пересказывать все, что там написано, но опишу мысль, которую отец выразил четко и ясно: очень жаль, что жизнь так с нами поступила, я делал все, что мог, у меня нет денег содержать детей, твоя сестра умерла два года назад от туберкулеза, я всегда буду любить тебя, оставайся там, где ты есть и благодари бога за то, что он дает тебе каждый день… Вот и все. Если бы надежды рушились со звуком, то от такого грохота всем во дворе пришлось бы закрыть уши руками! Страшно, когда у десятилетнего ребенка рушится мир, исчезают надежды, мечты и улыбка.